Литвек - электронная библиотека >> Андреа Лонг Чу >> Психология >> Женский пол >> страница 2
недостатки»[7].

Но Валери идет еще дальше. Если в «Засунь себе в задницу» только намекалось на грядущее вымирание мужчин, то «Манифест ОТБРОС» выдвигает тезис, что вообще-то мужчины уже являются женщинами. «Мужчина — биологическая случайность, — заявляет Соланас в начале манифеста. — (Мужской) ген Y — это недоделанный (женский) ген X… Иными словами, мужская особь — незавершенная женская, ходячий аборт, выкидыш на генной стадии»[8]. По сути дела, она утверждает, что вся история человеческой цивилизации состоит из сублимированных попыток мужчины реализовать свои подавленные желания, «стать полноценным, стать женщиной»[9]. Одно только это утверждение само по себе могло бы дать начало впечатляющей теории гендера, но Валери добавляет еще один поворот. Традиционное разделение мужских и женских черт (смелые, напористые мужчины и слабые, зависимые женщины) — чудовищное надувательство, устроенное мужчинами. На самом деле все наоборот: это женщины крутые, настойчивые, динамичные и решительные; мужчины же — тщеславные, легкомысленные, поверхностные и слабые. Мужчина «великолепно преуспел, убедив миллионы женщин, что мужчины — это женщины, а женщины — мужчины»[10].

Ирония здесь в том, что Соланас предлагает уничтожить мужской пол за то же, в чем мужчины традиционно обвиняли женщин: за тщеславие, покорность, нарциссическую тревогу и, самое главное, за сексуальную пассивность. (В конце концов, название «Засунь себе в задницу» — шутка о содомии. В пьесе учительница домоводства советует женам объединить сексуальную жизнь и домашние обязанности: взять ершики, которыми они промывают бутылочки своих младенцев, и засунуть их «прямо» мужьям в задницу[11].) Иными словами, «Манифест ОТБРОС», поменяв местами мужской и женский пол, фактически предлагает мизогинию в отношении мужчин. На самом деле Валери, так запомнившаяся своим мужененавистничеством, еще сильнее ненавидит большинство женщин. Реальный враг «Манифеста» — та, которую Соланас называет «Папочкиной Дочуркой»: женщина, которую обманом заставили принять мужские — то есть традиционно женские — черты за свои собственные, воспитав в ней любезность, поглощенность собой и неуверенность. Настоящий политический конфликт, заключает Соланас, разворачивается не между мужчинами и женщинами, а между «неуверенными, ищущими одобрения, угодливыми муженщинами» и «уверенными в себе, раскованными, авантюрными женскими женщинами»[12], такими как она. По сути дела, основная цель ОТБРОС — избранной группы «властных, спокойных, уверенных в себе, злых, агрессивных, эгоистичных, независимых, гордых, авантюрных, отвязных, самонадеянных женщин»[13] — не просто убить мужчин и свергнуть правительство, но в конечном счете полностью дефеминизировать человеческий род. Только посредством геноцида мужчин Папочкина Дочурка освободится от «мужской природы, то есть своей пассивности и тотальной сексуальности, своей женственности»[14].

Не страшно, если вы запутались. Валери тоже, как мне кажется, запуталась: не потому, что не знала, о чем говорит, но потому, что ни за что не хотела отказываться от своей амбивалентности: секс-работница, утверждавшая, что она асексуальна, лесбиянка, спавшая с мужчинами, сатирик, лишенный чувства юмора, мужененавистница, которая нередко вела себя как те самые мужчины, которых она ненавидела. Радикальная феминистка Ти-Грейс Аткинсон, ее современница, рассказывает, что у Соланас «была привычка обнажаться»[15]: на одном из собраний по «вербовке» новых членов в ОТБРОС, проводившихся в отеле «Челси» в 1967 году, она якобы расстегнула молнию на джинсах и стала гладить себе клитор. Включение «мужчин, пристающих к любой посторонней женщине, даже не очень настойчиво»[16] в один список с насильниками, копами и домовладельцами в «Манифесте ОТБРОС» никак не увязывается с тем фактом, что альтер эго Валери, бесстыдная мизогинка Бонджи Перес, в начале и в конце пьесы агрессивно пристает к женщинам на улице («Поцелуй, тогда дам пройти», — говорит Бонджи, преграждая путь девице[17]). Закономерно встает вопрос о том, а не является ли искусство Соланас, подобно искусству великих художников-мужчин, которых она презирала (и в которых иногда даже стреляла), попыткой подавить ту самую женскость, которую она, подобно биологическому оружию, надеялась обрушить на весь белый свет.

Хотя «Манифест ОТБРОС» часто фигурирует в университетских программах как феминистский текст, не совсем ясно, насколько правильна эта классификация. Валери водилась то с феминистками, то с художественной богемой из даунтауна, с секс-работниками, с дрэг-королевами — но она ни перед кем не чувствовала себя обязанной. В «Манифесте ОТБРОС» есть зачатки политической программы (уничтожение мужчин, отмена денежной системы, полная автоматизация), но Соланас нигде не называет ни себя, ни эту программу феминистской. Спустя годы она сочтет тяжким оскорблением, когда кто-то назовет ее «основательницей группы под названием ОТБРОС». «Этим меня низводят до уровня "Красных чулок", "Радикальных феминисток" и членов еще тысячи абсолютно бессмысленных, ничтожных и жалких "феминистских" группок»[18], — писала она в гневном письме, отмахиваясь от многих лет феминистской организационной работы как от жирного, налитого кровью клеща. Валери была прежде всего индивидуальностью — «неизменно эгоистичная, неизменно хладнокровная», как говорится в «Манифесте»[19]. Политика в форме протеста, забастовок и демонстраций для нее ничего не значила, высшей ценностью был Акт. «ОТБРОС устроит демонстрацию разве что шестидюймового ножа в темном переулке»[20].

На всякий случай оговорюсь: я также не уверена, что текст, который вы читаете, феминистский. Не уверена, что хочу, чтобы он таковым был.

БОНДЖИ. В конце концов выражение «женская особь» станет избыточным[21].

Тезис этой небольшой книги в том, что женскость — это универсальный пол, который определяется самоотрицанием и против которого восстает любая политика, даже феминистская. Проще говоря: все люди женского пола, и всем от этого тошно.

Здесь необходимо объясниться. Я буду условно определять как женскую любую психическую операцию, в ходе которой жертвуют самостью, чтобы освободить место для желаний другого. Эти желания могут быть реальными или воображаемыми, жгучими или смутными — сексуальные потребности бойфренда, набор культурных ожиданий, реальная беременность — но во всех случаях самость выхолащивается, превращается в инкубатор для чужеродной силы. Быть женского пола — значит позволять другим желать за тебя и