========== 1. Вороненок ==========

Простой люд поговаривал, что этого мальчика нашли неслучайно, что он был послан мудрым богом в час нужды. Сплетники же твердили, что подкидыш — отпрыск распутной девки, которая решила избавиться от него, как только увидела, насколько ребенок «хворой». Так или иначе, но семья, что нашла младенца на молитвенном холме у ног Бога-Ворона, приняла его в свой дом и воспитала как родного сына.

Кевин действительно был болезненным и слабым, одно время его новые родители боялись, что он и не протянет долго. Но мальчик выкарабкался и на удивление вырос очень открытым и отзывчивым ребенком. За черные тонкие волосы, обрамляющие тощее лицо, да за слухи, откуда он взялся, люди прозвали мальчика Вороненком. И матушка считала, что когда Кевин вырастет, то непременно станет врановым жрецом. Другие мальчишки в деревне не желали с ним играть, дразнили и обзывали, но руку поднимать не осмеливались, так как за спиной у Вороненка всегда стоял его старший брат. Хальвард с раннего детства отличался непоколебимым чувством справедливости, и как только осознал, что он выше и крепче других, с гордостью возложил на себя роль защитника малых и слабых. Главным его подопечным был, конечно же, приемный братик.

Кевин не унывал, он частенько пытался подружиться с соседскими ребятами. Но дети есть дети, порой они бывают крайне жестоки и к тому же злопамятны.

Получив несколько раз по шее от Хальварда за издевку над Кевином, деревенские мальчишки не упустили шанса подловить Вороненка одного, пока брат не видел. Когда Халь услышал отчаянный надрывный вопль, он уже ничем не мог помочь. Он выбежал из дома на улицу, где увидел Кевина, сидящего в пыли на дороге, а вокруг него соседских детей, что отступили от Вороненка, а завидев Хальварда, и вовсе побежали прочь. Сын кузнеца, самый старший из них, зим двенадцати от роду, на ходу выбросил из руки острую ветку, перепачканную в чем-то. И только сейчас Халь увидел, что Кевин в ужасе прижимает к окровавленной щеке свои тонкие пальчики.

— Ах вы! — в сердцах выкрикнул Хальвард и едва было не собрался преследовать обидчиков, но вовремя сообразил, что брату нужна помощь, и помчался в дом. — Ма-а-ам!

Но когда он вывел перепуганную мать во двор, Кевин пропал. Его так и не нашли. Искали весь день и весь вечер, и наутро он не вернулся, звали на опушке леса, звали у реки, и лишь на молитвенном холме, у ног идола Богу-Ворону, обнаружили несколько кровавых следов. «Бог-отец забрал своего птенца», — говорили бабки. «Подох ваш подкидыш», — трепались злые языки. Так или иначе, одно Халь знал точно, и это жгло его юное сердце — недосмотрел.

========== 2. Жрец ==========

— Ты не сердись на нас, жрец! Нам сказано, мы выполняем.

— Я не сержусь.

— Ты ж пойми, — не унимался стражник, — боятся они вас теперь. На севере вон что творится. Раньше как, перед каждым маломальским решением все шли, несли дары мудрому богу, а теперича вон как обернулось.

— Я все понимаю.

— Ты бы отрекся, а. Я же тебя знаю, мужик-то ты хороший, зачем тебе гнить в окаянной.

— Не могу.

— Не можешь, да, понимаю. Ну ничего, темница в Котлах зато хоть не сырая. Всяко лучше виселицы.

С этим жрец не мог не согласиться.

— Могу я оставить маску?

— Не положено. Ты уж извини, жрец.

— Да ничего, — постарался спокойно ответить тот, тогда как под ложечкой пренеприятнейше засосало: «Сожгут, непременно сожгут!»

Жреца подвели к крытому фургону, где он, брякнув кандалами, уселся на скамью.

— Ты уж не серчай, — буркнул старый стражник и закрыл дощатую дверцу.

Раздались оклик погонщика, щелчок кнута и недовольное фырканье лошадей. Со скрипом фургон тронулся.

— Стало быть, жрец, — раздалось со скамьи напротив. — Из принципиальных?

— Стало быть, из принципиальных.

Заключенный, которого жрец едва различал в полумраке повозки, хрипло засмеялся, затем наклонился поближе, так, что стало видно опухшее от побоев лицо и зияющий провалами оскал.

— Не того бога выбрал, жрец? Иль не ту профессию? Молодой же ещё, нет бы девок тискать.

— Мой бог не запрещал мне тискать девок.

— Хороший бог.

— Хороший, — согласился жрец.

— Только в Котлах девок не будет.

— Переживу.

— А я нет, — вновь залился сиплым хохотом заключенный. — Меня на рассвете повесят!

— За дело?

— За дело, — успокоившись, ответил он. — Я, кстати, Рыч.

— Риван.

— Расскажи-ка мне, Риван, что меня ждёт после смерти?

— Смотря как прожил жизнь, — ответил жрец, разглядывая кандалы на своих руках. — И какому богу молился.

— Да никому я не молился. А теперь уже и поздно начинать. Я бы тебя попросил помолиться за меня Богу-Ворону, — заулыбался очередной своей шутке Рыч, — да смотрю, у тебя самого дела не очень.

Риван невесело улыбнулся в ответ. Далее они ехали молча, каждый в своих размышлениях, пока фургон внезапно не остановился. Снаружи послышались цокот копыт и оживленный разговор. Дверца открылась, и в проеме света показался один из стражников.

— Жрец, выходи.

— Для Котлов рановато.

— Выходи, говорю.

Жрец поднялся со скамьи и спрыгнул на пыльную дорогу.

— Удачи, Риван, — крикнул вдогонку заключенный.

— Легкой смерти, Рыч, — ответил жрец.

Подле фургона расположились всадники. И не простые сельские стражники, что его повязали, а самые настоящие латники из регулярного войска царицы.

— Поедешь с нами, — обратился к жрецу один из солдат.

— Куда?

— Отдавать долг родине, — фыркнул другой.

— Цыц! Были с собой какие ритуальные вещи?

Риван кивнул.

— Да-да, — закопошился старый стражник, достав из-под скамьи возницы черный заплечный мешок.

Солдат жестом велел отдать его жрецу. Риван прижал вещи к груди и не смог удержаться от того, чтобы не нащупать внутри маску. Только за одно это он готов был ехать с солдатами хоть на край света. Впрочем, судя по всему, выбора у него все равно не было. С рук сняли кандалы и вручили поводья вороной кобылы.

— Что делается, — проворчал стражник, когда жрец Бога-Ворона под конвоем из полдюжины солдат царицы Зарины,