И.НЕЧАЕВ ХИМИЧЕСКОЕ ОРУЖИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ О ТОМ, ЧТО РВЕТ И МЕЧЕТ

Приключение Христиана, сына красильщика

Большая белая молния, яркая как солнце, упала из тучи и ударила в колокольню.

Ужас охватил маленького Христиана.

Земля заколебалась у него под ногами, тяжелый упругий каменный грохот обрушился с неба и оглушил его.

Христиан вцепился руками в чугунный столб навеса и зажмурил глаза. «Сейчас убьет!» решил он.

Но гром, замирая, удалялся, стало тихо, и все прочно стояло на своем месте, и он сам был цел и не-вредим. Он осторожно приоткрыл один глаз, потом другой. Любопытство уже жгло его. В десяти шагах от него ударила молния — и он все видел! Скорей, скорей туда…

По площади, мокрой от дождя, со всех сторон бежали люди. Христиан выскочил из-под навеса и бросился к церкви.

У входа он кого-то толкнул, кого-то ловко обогнул и первым юркнул в раскрытую дверь.

Туман висел в церкви. От высоких сводов до узорчатых каменных плит пола ее наполнял странный голубоватый дым. И пахло чем-то острым и едким.

Христиан слышал позади себя шумное дыхание, топот ног. Церковь быстро наполнялась народом. Но никто не смел произнести ни слова. Этот запах!.. Боже мой! В церкви…

Христиан огляделся. Люди были бледны и испуганы, у женщин на глазах стояли слезы.

— Сера… — произнес наконец чей-то смущённый голос. — Боже, помилуй нас, — здесь пахнет серой!..

Набожные жители Метцингена взволнованно зашептались. Серный дух — дух преисподней, его изрыгают черти; кто этого не знает! Неужели сам Дьявол, повелитель ада, проник из тучи в божий храм?!

Самые трусливые уже пятились к выходу, на вольный воздух, подальше от проклятого места. Но Христиан не спешил уходить. В отцовской красильне он давно изучил все острые ароматы мира. И теперь, задрав нос кверху, он нюхал голубой дым — и сомневался, сера ли это.

Домой Христиан вернулся с сильнейшей головной болью. И на всю жизнь запомнил, как пахнет молния.

Двадцать восемь лет спустя

Двадцать восемь лет спустя в один из февральских дней 1839 года профессор Христиан-Фридрих Шенбейн шел по гулкому коридору Базельского университета, направляясь в свою лабораторию.

Никто не узнал бы в нем теперь того любопытного мальчика, который некогда первым бросился в метцингенскую церковь, наполненную зловонием ада.

Христиан давно покинул родной Вюртембург, исколесил всю Германию, жил в Англии, потом осел в Швейцарии. Он начал свою трудовую жизнь в качестве ученика на химическом заводе, работал лаборантом, химиком, учителем. Теперь он был профессором физики и химии, почтенным гражданином Базеля.

Много гроз, невзгод и радостей изведал он за эти три десятка лет. Но он остался тем же пытливым Христианом, каким был в детстве. И даже обоняние у него было такое же острое…

Профессор Шенбейн толкнул дверь в лабораторию и остановился на пороге. В изумлении он потянул носом воздух.

Тот самый запах!

В крохотной комнатушке никого не было. Приборы, колбы, банки с реактивами, спиртовые лампы — все стояло на своем месте. Никто из ассистентов и учеников Шенбейна, видно, не приходил сюда в его отсутствие. Все было так же, как и час тому назад, когда он покинул лабораторию. Но этот странный запах!..

Вытянув шею и раздувая ноздри, Шенбейн медленно сделал несколько шагов по комнате.

Откуда исходит запах?

Он заглянул в вытяжной шкаф, нагнулся к письменному столу. Приподнявшись на цыпочки, обнюхал полки с реактивами, подошел к окну. Потом обследовал один за другим рабочие столы.

Вот, вот откуда все шло!

На одном из столов стоял вольтов столб — электрический элемент для получения тока. Утром Шенбейн пропускал ток через сосуд с водой, и она разлагалась на свои составные части — кислород и водород. Тогда, за работой, он не заметил ничего особенного. А теперь, со свежего воздуха, он сразу почувствовал новый запах.

Профессор замкнул электрическую цепь и по очереди проверил вольтов столб, банку с водой, сосуды, в которые поступали оба газа. Запах издавал только сосуд с кислородом.

Но ведь обыкновенный кислород ничем не пахнет!

Шенбейн держал перед собой пустой с виду сосуд и недоумевал.

Внутри был бесцветный, прозрачный, невидимый кислородный газ и ничего больше.

Он отворил настежь дверь и раскрыл окно. Холодный ветер загудел в лаборатории. В одну минуту ядреный зимний воздух вымел из маленькой комнатки все ароматы химии. Шенбейн постоял у окна, потом снова взял сосуд с кислородом.

Не могло быть никаких сомнений: оттуда попрежнему шел слабый, но явственный запах — запах, который появляется только при грозовом разряде.

С того далекого дня, когда молния на его глазах поразила колокольню в Метцингене, Шенбейн не раз наблюдал этот запах в лабораториях и физических кабинетах. Так пах окружающий воздух, когда в нем проходили электрические разряды. Едва начинали вращаться круги электрической машины и между шарами ее проскакивали искры, по-являлся и этот запах. Он был слаб, едва уловим, но Шенбейн, если приходилось стоять поблизости, всегда замечал — и вспоминал его.

Теперь этот электрический запах пришел из простой воды.

В стеклянной банке, наполненной невидимым кислородом, сидел в плену загадочный электрический запах. Очевидно, его испускало какое-то вещество. Какое же?

Сверхкислород

Представьте себе, что в мире, в котором мы живем, воздух вдруг оказался бы не разбавленным, как у нас, на четыре пятых безжизненным азотом, а целиком состоящим из чистейшего кислорода.

Очень бурно и быстро изменялось бы все в этом мире.

Все, что способно гореть — трава, солома, дрова, уголь, сгорало бы ослепительным пламенем от малейшей искры. Рельсы и провода, крыши домов, машины, утварь, все медное и железное в короткое время покрылось бы толстым слоем ржавчины. А люди, люди, возбужденные и опьяненные воздушным хмелем, испытали бы сначала необыкновенную бодрость и прилив сил, а потом быстро износились бы, вымотались, сгорели, сожженные собственным дыханием.

А если вместо кислорода в атмосфере будет еще более активное вещество, еще более склонное к окислению всего горючего, ржавеющего, живого?

Тогда опустошительные пожары и разрушения произойдут в мире и превратят его в унылую пустыню.

Все металлы тотчас проржавеют целиком. Даже серебро потеряет свой благородный блеск и почернеет. Краски обесцветятся, легко