– Мама, мама! Посмотри, какой мне бабушка купила пирожок! – Алексейка радостными возгласами встретил маму в прихожей. – Смотри, какими он усыпан разноцветными горошинками! А как он пахнет!

Мама прошла на кухню и увидела на столе пасхальный куличик. Совсем маленький, с кулачок. На белой глазури красовалась пестрая посыпка. Несмотря на свой крохотный размер, кулич издавал аппетитный сдобный аромат.

– Это же кулич! Очень красивый, – ответила мама. – Молодцы, что купили, а то завтра мне будет некогда.

– Мам, я хочу его съесть? Бабушка сказала, спросить разрешения у тебя, – Алексейка заглянул в глаза маме жалостливым взглядом, которому совершенно не хочется отказывать. Но она, собрав волю в кулак, сказала:

– Сейчас не надо, куличи едят в Пасху. На то он и пасхальный.

– Но почему? – мальчик огорченно оттопырил губу вперед.

– Потому что куличи, крашеные яйца, пасха – все это праздничное угощение. Люди постятся, а в праздник разговляются этими замечательными угощениями.

– Но ведь кулич – это просто хлеб! Мы же хлеб едим в пост, значит, и сейчас можно кулич попробовать! – спорил мальчик.

Мама посадила его к себе на колени и начала объяснять:

– После своего воскрешения Христос стал приходить к своим ученикам. Они всегда ждали его и оставляли для него кусок хлеба за столом. Считается, что до распятия Христос и ученики ели только пресный хлеб, а после воскрешения Христа они стали есть сдобный хлеб. Поэтому куличи раньше Пасхи не едят.

Мальчик задумчиво слушал, смотрел на пирог, который так заманчиво пах и влек к себе своей разноцветной посыпкой.

– Но ведь никто не узнает, если я чуть-чуть попробую? – наконец спросил он с надеждой в глазах.

– Кто не узнает? – мама засмеялась детской наивности. – Бог он все видит, все знает. Он видит не только наши поступки, но и наши мысли и сердце!

– Значит, он видит, как мне хочется этот куличик!

– Конечно, видит. И он обязательно оценит, как ты смог себя преодолеть!

Мама погладила сына по голове и поцеловала в затылок. Мальчик слез с коленей, подошёл к столу, провел носом над посыпной корочкой кулича. Прищурив глаза, он тихо сказал: «Хоть чуточку! Пожалуйста!» Мама вздохнула, сняла с кулича пакет и сказала:

– Выбор твой. Делай, как знаешь. Но только знай, что когда я в свой час предстану перед Господом, ругать он будет меня.

– Почему тебя? – удивился мальчик. – Это же я его съем! При чем здесь ты!

Алексейка иногда бывал непослушным, спорщиком, упрямым, но всегда оставался справедливым. Он понимал, что собирается сделать неправильный поступок, но почему отвечать за него должна мама. Этого он не мог понять.

– Потому что ты пока ребенок! – начала объяснять мама. – Какой с тебя спрос! А мне скажет Господь: «Что же ты, мама, взрослый человек, не смогла донести до ребенка, в чем суть праздника Пасхи, почему куличи раньше времени есть нельзя»! А я склоню голову и понесу свое наказание.

– Какое? – мальчик со страхом смотрел на маму, широко раскрыв глаза.

– Не знаю. Там назначат.

С этими словами мама вышла из кухни, оставив Алексейку наедине со своими мыслями и тяжелым выбором. Мальчик раздумывал над словами матери, стоя над куличом. Из бочка выпечки аппетитно выглядывал краешек изюма. Аромат кружил мальчишке голову, будоражил обоняние. Он уперся взглядом в цветную посыпку. Пальцы сами потянулись к ней. Вот он отщипнул горошинку и сунул в рот. Закрыл глаза. Потом вторую, третью. А потом выдернул изюм, торчащий из теста, и быстро съел. Прожевал, вздохнул. Посмотрел на дырку, оставшуюся от изюма. Развернулся и пошел с кухни. Но тут какая-то невидимая сила развернула его назад, он стремительно подошел к столу, широко открыл рот и прямо-таки впился в кулич зубами, захватив всю поверхность посыпки. Тут в голове громом прозвучали мамины слова. Он представил, как ругают маму, за то, что он съел кулич раньше праздника. Ей скажут, что она плохая мама, а она ведь хорошая! Она его любимая мама. Алексейка отошел от кулича и решительно вышел из кухни. Прижавшись к маме, он спросил: «А что же мне тогда можно вкусненького?»

В страстную субботу Алексейка с мамой и папой пошли вместе в церковь на службу. Весеннее солнышко ласково пригревало землю. Первая листва придавала земле свежести, оставляя воздух прозрачным. Хотя страстная суббота у православных – скорбный день, казалось, что уже вся природа замерла в ожидании грядущей радости. Наступление Пасхи чувствовалось во всем: в пение птиц, первых одуванчиках, тоненьких листочках, лучиках солнца! Вся семья планировала причаститься, и родители встали в очередь на исповедь. Желающих было много, очередь растянулась во весь предел храма. Алексейка наблюдал за подходящими к батюшке прихожанами: кто-то что-то рассказывал, кто-то подавал листочки, а кто-то даже плакал, вставая на колени.

– Что они делают? – спросил мальчик маму.

– Исповедаются в грехах, – шепотом ответила мама.

– А что это значит?

– Значит, рассказывают батюшке о своих плохих поступках?

– А взрослые тоже делают плохие поступки? – удивился Алексейка.

– Еще как! Постоянно грешат! – улыбнулась мама.

– А еще детей учат, как себя вести надо! – хмыкнул под нос мальчик.

На минуту он замолчал, обдумывая что-то про себя.

– А дети тоже должны рассказывать о своих поступках?

– С семи лет считается, что дети уже способны осознавать свое поведение, оценивать себя и должны исповедоваться, чтобы причаститься. Утаивать грехи нельзя. Это очень плохо.

Мальчик снова замолчал. Он смотрел на людей, которые по очереди подходили к священнику. Кто-то отходил с просветлившим лицом, кто-то в слезах.

– Батюшка их ругает за плохие поступки? – тихо спросил Алексейка маму.

– Нет, кому-то дает совет, кого-то выслушивает.

Мальчик задумался о своих грехах. Он вспомнил, что часто не слушается родителей, упрямится, его иногда даже ругают.

– Что же получается? Когда я делаю плохие поступки, меня ругают. Значит, я плохой. А тут столько людей стоят! Мама, все люди плохие? – с удивлением спросил мальчик. Его глаза расширились, словно он сделал небывалое открытие.

– Разные есть: хорошие и плохие. Все ошибаются, грешат. Но кто-то пытается осознать свою вину, исправиться, покаяться, а кто-то нет.

«А я какой? Плохой или хороший? Я умею раскаиваться или нет? – мальчик думал,