свернулись в коричневые непривлекательные бумажки, местами облетели, их ягоды теперь как будто висят в воздухе. На самом деле на тонких ножках, но кажется будто кто-то редко разбросал рябину. Птицам видно за километр, это для них вся панорама. Птицы не торопятся кушать плоды ландыша. По выходу из леса обращаю внимание на необычный куст, выглядит незнакомым и тоже покрыт ягодками с дополнительными элементами, зонтиками или шляпками. Предчувствую открытие и запускаю гугловский «Объектив». Так и есть, ещё что-то увидел из того чего не видел никогда. Это бруслина. Открываю природу на пятом десятке и радуюсь всему как первоклассник.

Прогулка с Псом прошла и сегодня приятно, хоть лес совершенно изменился. Над нагло зелёным как исламский флаг орешником возвышаются уже желтеющие клёны. Один только холодный день и берёзы полностью облетели, все тропинки усыпаны их ромбическими ярко-жёлтыми конфетти, как у подъезда в Новый год. Конфетти последние годы перестали делать разноцветными, заметил. Теперь все эти прямоугольные кусочки, вылетающие из хлопушек, стали цвета хамелеон. То есть смотришь на них, они голубые, голову повернул – розовые, сделал шаг – цвета морской волны. Листья берёз, пока не начали гнить, все одинаковые, как не крути головой, цвета турецкого золота. Дубы подхватили вирус осени у берёз, но в отличии от клёнов, они просто скукоживаются, коричневеют и не дарят лесу новых красок. Желуди уже не зелёные, тоже цвета стенки в хрущёвке. На фоне ещё летней травы торчит какой-то цветок фиолетового цвета. Гугл поясняет мне, не запоминаю, что-то вроде крупноцветик мелколистный. Похож на высокую ромашку, скрещенную с цикорием, только сам цветок остренький и фиолетовый. Кто-то цветёт и в такое время, не унывает. Грибной чат с мамой и друзьями продолжается. Вперемежку с фото Пса. Сегодня снова опята и ложные, и настоящие, бледная поганка и ещё пять штук неизвестных. Старые грибы покрываются плесенью, гриб в грибе, отдельные становятся чёрными, другие сохнут. Ненайденные опята достигают каких-то ильямуромских размеров. Поганки ковром покрывают проплешины леса. Ягоды боярышника на фоне поредевших листьев теперь главные звёзды. Затмили рябину и ландыш. Пёс рывком порвал поводок-рулетку и мы гуляем на брезентовом. Порвавшаяся часть улетела и ударила меня в лицо, обошлось без потери глаза или носа. С приходом осени поредели и наши друзья-собаки. Тор, Моти, Лео, Барни – кобели-ровесники – больше нам не друзья. Пёс подрос и повыгонял их с площадки, нездорово они рычат друг на друга и на дороге. Самочки – Баффи, Герда, Победа – вот с кем теперь гуляем не разлей вода. Локи, Беляш, Гелик – мальчики, но не-альфа, дружат с нами ограниченно и настороженно.

За цветом и запахом я не заметил в какой именно день изменился звук леса. Исчезло пение птиц, лес растерял их почти всех. У дороги одинокие трясогузки и зяблики, в глубине вороны со своим «Аррр!» и пёстрые дятлы, но неактивные, постукивающие лениво. Больше никаких птичьих звуков. Нет той какофонии маленьких невидимых птиц какая была ещё в августе, нет даже орущих дроздов, которые жили в каждом дереве, каждом кусте и громко предупреждали лес о нашем приближении. Появился звук скрипа стволов. Листьев стало меньше и ветер продвинулся дальше в центр массива, раскачивает сосны, они скрипят. Пара деревьев упали с грохотом, приковавшим внимание Пса на несколько минут. Без песен птиц скрип звучит зловещим образом и кажется, что он совсем близко, будто скрипит дерево перед тобой. Вороны серые вернулись к домам, как и синицы, а вот чёрные, с пернатой бородой, садятся ближе к вершине и творят свой «Арррр!». Стремятся сесть на лысую одинокую вершину чтобы обозревать окрестность, отчего и сами видны издалека. Часто такое высокое и одинокое дерево является мёртвым. Картина с вороном приобретает более сказочный вид. Если выйти совсем рано можно застать белок и тогда добавляется звук чмокания, цоканья, недовольства белок, когда мы проходит рядом с собакой. Белки вертят хвостом и причмокивают, от их движения вниз летят шишки, что уже не держатся почти за деревья, будто они ими в нас кидаются. Пёс становится у дерева на задние лапы, опираясь передними на кору и долго смотрит вверх. Шум падающих шишек и мелких веток – это тоже новый звук осеннего леса. Мои бесшумные шаги превращаются в чавканье упавших листьев и иголок, присасывание грязи и мха к подошве. Музыка леса летнего забывается. Остаётся скрип, чавканье ботинок, редкое падение чего-то с дерева и громкий скрип стволов. Стоит привыкнуть только к новому саундтреку, как внезапно над головой раздаётся «Аррр-арррр!» и куда-то летят чёрные крылья, подальше от нас, от людишек с собаками. В лес выходят погулять уже не все подряд, а только счастливые обладатели собак с длинными ногами. Коротконогим вход в грязь закрыт, они до мая теперь гуляют по паркам для яжматерей с асфальтом и блек-джеком. Пересохшие ручьи наполнились дождевой водой, но пока не являются преградой, а только развлекают мою псину. Но не журчат, не переливаются звуками, текут молча в меняющемся к зиме лесу. Пёс бегает по ним вдоль, как по дорогам. Просматривая историю грибного чата понял, что грибы, как и цветение трав имеют свою сезонность. Прошла неделя и на моих снимках совсем иные грибы. Уходят опята, сыроежек нет совсем, разные псевдолисички и варушки только очень старые, дождевики из белых стали коричневыми. Зато вылезли огромные мухоморы, которыми я и наполняю мессенджер с утра. Колоссальные алые шляпки, иногда оранжево-красные на тоненькой ножке. Заметные и сразу за ночь ставшие великанами. Всё это уже было, круг замыкается. Лес снова переодевается в новый цвет, очерчивает новое годовое кольцо. Подрастает многолетний слой листьев под ногами, сужается над голой полоска неба от новых веток. Мы с Псом уже не растём так быстро, уже не растём почти совсем. Мы одинаковые каждое утро.

Есть у нас два леса и один Пёс. Путаются в голове сезоны, различаешь погоду по джинсам. Тонкие – лето, тёплые – зима, грязные – мы в Смоленске или весна, или ещё что-то. Просыпаешься на любой кровати и выходишь из дома с Псом в ближайший лесопарк. Два лесопарка. Реадовка и Абабурово. Места древние, отсылающие к именам поступивших на службу царя европейских дворян, к дачам советских писателей, к хвое и заповедным ручьям. Места молодые, с вылупившимися птенцами, тающей сосулей, ругающимися с веток белками и дроздами. Приезжая в Смоленск мы возвращаемся в Реадовку, приезжая в Москву, выходим к Абабурово. Мы отвратительно богаты, у нас два леса и Пёс.