разговор, — Чанакья удовлетворённо улыбнулся. — А теперь расскажи подробно, какие именно воины убивали нас, — скептическая усмешка гуру дала Чандре понять: учитель ему не верит.

— Вы считаете, что я спятил. Зачем тогда рассказывать?

— Верю я тебе или нет — неважно. Мне необходимо услышать всё, что случилось с тобой. Или приснилось тебе. Давай, у нас ещё есть время.

И Чандра заговорил.

Это случилось в первый раз, когда битва уже близилась к завершению. Ракшас и другие командующие армии Дхана Нанда оказались поголовно захвачены в плен. Селевк тоже был связан и не имел возможности помочь своему «дорогому другу».

Именно тогда на защиту бывшего самраджа Магадхи явился странный парень с огненными волосами в красной накидке, светлых дхоти и с крестообразным шрамом на левой щеке. Когда Чандрагупта занёс меч над лежащим на земле Дхана Нандом, скорчившимся от боли после меткого удара в пах, неожиданно на его пути возник чей-то изогнутый меч. Сначала Чандра увидел только блеснувшее оружие, а потом узрел и молодого мечника с изуродованной щекой. Остановив удар Чандрагупты, молодой кшатрий, не носящий ни трипундры, ни бинди на лбу, спокойно проговорил следующее:

— Нехорошо бить лежачего, однако.

— Ты кто? — опешив, Чандра сделал шаг назад и опустил свой меч. — Откуда взялся?

— Я пришёл по велению нашей праматери Мангаки-доно защитить того, кто молился ей исправно много лет.

— Уходи, — не поняв ни слова из его объяснений, промолвил Чандрагупта. — Это наше с Дхана Нандом дело и наша битва. Чужакам здесь не место.

— А вот меч сакабато говорит мне, что это моё дело, однако. Давай сразимся!

— Я не буду сражаться с тем, чьего имени не знаю, — презрительно ответил Чандрагупта.

— Химура Кенсин. Так меня называют друзья. Тебе, пожалуй, лучше называть меня хитокири Баттосаем.

— Отойди!!! — прорычал Чандрагупта, наполняясь гневом. — Иначе тебе не жить!

— Глядя тебе в глаза, — всё так же мягко продолжал Кенсин, — я ясно вижу, что и ты хитокири, но нет в тебе самурайской чести ни на сен*. Так что, пожалуй, против тебя я буду использовать сакабато, повернув его остро заточенной стороной, вопреки своей клятве. Полагаю, преданность Мангаке-доно, нашей праматери, превыше любых клятв.

Внезапно Чандра увидел, что в глазах огненноволосого парня мелькнула ледяная искра. Он отнюдь не являлся столь мягким и безобидным, каким мог показаться на первый взгляд. Изогнутый меч повернулся в сторону юного царя-захватчика вогнутой частью лезвия.

— Ачарья!!! — отчаянно завопил Чандрагупта, оглядываясь на Чанакью. Увы, тот не мог ему помочь, ибо позади гуру стоял высоченный парень с торчащими в разные стороны чёрными лохмами и с гигантским мечом наперевес.

— Сагара Саноске по прозвищу Дзандза, — негромко пояснил Кенсин. — Его меч дзамбато славится тем, что валит с ног лошадей. Мы тут пройдёмся немного по вашему полю битвы, не возражаете? — Баттосай обернулся через плечо на Дхана Нанда, уже успевшего прийти в себя и подняться на ноги. — Или вот что… Нанда-сама, берите-ка меч, подсобите чуток. За минутку тогда управимся, однако.

С приоткрытым ртом Чандра разглядывал странного воина, решив, будто огненноволосый пошутил насчёт «минутки», однако дальнейшие события наглядно показали ему: тот не преувеличивал. На полную зачистку армии Чанакьи парню со шрамом потребовалось не более минуты.

До этого Чандра наивно полагал, будто нет воинов сильнее Чанакьи и Дхана Нанда. Впрочем, бывший самрадж Магадхи, ослабленный смертью любимой сестры и братьев, предательством жены и постоянными атаками заговорщиков, проведя год в изгнании, уже не был так могуч. Но вот сейчас словно новые силы влились в него, и бывший царь снова гордо поднял свой меч и ринулся на врагов. Вместе с огненноволосым и лохматым. Казалось, парень со шрамом — сам Ваюдэв, спустившийся на землю. Ни один человек не был способен двигаться так быстро! Баттосай летал по полю быстрее сокола. Лишь яркие отблески сакабато на солнце и крики умирающих, падающих десятками к его ногам, показывали место, где он находился. Чанакья, попытавшийся напасть на Сагару и оглушённый ударом дзамбато по голове, упал на землю, и его затоптал чей-то конь, перепуганный нечеловеческим мастерством Баттосая и Сагары. А потом Дзандза двинулся вперёд, размахивая своим мечом вправо и влево, снося и конных, и пеших. Когда же ему это занятие наскучило, то он отшвырнул дзамбато и продолжил валить врагов врукопашную. Тут и там слышался хруст рёбер противников, гулкий звон пробитых доспехов, а Сагара шагал по полю битвы, посмеиваясь тому, что даже костяшки пальцев себе не отшиб, настолько плох и хрупок тонкий металл.

— Ну вот и всё, однако, — спокойно сообщил Кенсин, когда на той стороне поля, где ещё некоторое время назад выстроилась армия противников Дхана Нанда, не осталось ни души. — Хотя, — тут его глаза сузились, и Баттосай уставился в упор на Чандрагупту, — сразишься со мной или оставить тебя царю? Как вы решите, Нанда-сама? — уточнил он у того, чью жизнь так вовремя спас.

— Я готов сразиться, — Дхана Нанд выступил вперёд, приближаясь к Чандрагупте. — Этот предатель теперь только мой!

Чандрагупта с ужасом взирал на царя, понимая, что теперь точно конец. Его не пощадят. После всего, что он натворил, даже святой аскет, проповедующий с младых ногтей ненасилие, предал бы его смерти. Последний шанс спастись — снова ударить ниже пояса. Всех троих разом, благо, что они стоят близко. И будь что будет! Однако прежде, чем Чандра замахнулся, он ощутил оглушающий удар по голове.

Раздался осуждающий голос Баттосая:

— Дзандза, ну зачем?

А потом мир померк. Однако не успел Чандра осознать, что смерть, от которой он так долго убегал, наконец, его настигла, как глаза его открылись, и наступило новое утро.

К Чандрагупте в покои снова вошёл ачарья, чтобы внушить ему мысли о победе. Тогда Чандра ничего не сказал учителю. Решил, что ему приснился дурной сон, о котором следует скорее забыть. Он отправился на поле боя, где с немалым удивлением увидел: события развиваются в точности, как в сегодняшнем жутком сне. И аматья Ракшас, и ачарья Чанакья, и Селевк, и Дхана Нанд говорили всё те же реплики, словно повторяя самих себя, делали всё те же жесты, заставляя Чандру холодеть от ужаса.

Однако юноша, полагая по-прежнему, что просто