думают, будто они мои внуки. Погостить приехали. Не сдам их в приют ни за какие коврижки, пусть местные фигу выкусят». Эти две фразы Юля запомнила только потому, что любила вкус коврижек, как и остальную вкусную выпечку мамы.

Мама и отец Юли отговаривали его, предлагая оставить детей у них, ведь дед Слава давно жил один и отвык нянчиться с детьми, но тот настоял.

— Не отдам. Своих потерял давно, внуков увидеть не успел. Пусть хоть эти выживут…

Так и возился с пацанами, пока те не подросли. Дед жил нелюдимым одиночкой на окраине села. Гостей не любил, а тех, кто совал нос в его жилище без разрешения, мог угостить зарядом соли из берданки. Вскоре местные вовсе перестали к нему соваться, ещё задолго до появления в его доме мальчишек. Ребята-найдёныши привыкли его «нашим дедом» величать. Сбежать не пытались, про родителей своих никогда не рассказывали. На все вопросы о том, кто они и откуда, молчали, словно им рот зашили. Дед Слава знал, конечно. Ему-то ребята всё рассказали, но он хранил секрет. К хозяйству мальчишек пристроил. Корову завёл и трёх коз, хотя до этого только кур с кроликами водил, словно новые силы в него влились.

Всё потом пришлось бросить, когда спустя пять лет они второпях бежали из Красновиршенска, потеряв тётю Марию. Амулет со звездой, найденный среди вещей приёмной мамы, о котором Юля и не подозревала, пока они вместе с дедом Славой не стали разбирать запылённый, видавший виды чемодан, старик зачем-то повесил на шею Константину и заплакал.

— Береги его, как зеницу ока! Будет теперь твой, — сказал он мальчишке. — А я, наверное, покину вас следующим, — и, расстегнув рубаху, показал Косте собственный амулет — ту же звезду с восемью лучами, вписанную в круг. — Когда исчезну, не плачьте обо мне. Я и так на свете зажился.

Дед ошибся. Следующим оказался Михаил. Он бесследно исчез в тот день, когда они вчетвером бежали из Окунево. И вот тогда Юля не удержалась от вопросов. Она к тому времени многое понимала и больше не могла молчать. В их новом доме, находящемся посреди глухого леса, с провалившейся крышей, полуразрушенными стенами, с облупившейся, почерневшей печкой, треснувшей посредине, она наступала на деда Славу, словно танк.

— Куда делся брат Михаил?

— Ему пришлось уйти, — уклончиво ответил дед, пряча глаза. — Он сделал это ради нашего общего блага. Когда-нибудь ты поймёшь…

— Он вернётся?

— Нет.

И вот тогда Юля не выдержала.

— Что с нами всеми не так?! Почему другие люди живут спокойно, и их никто не трогает?! Почему мы вечно прячемся? Зачем с каждым разом уезжаем во всё более страшную глушь? Здесь мы не сумеем завести ни козу, ни корову! Как возделывать землю, если вокруг — ссохшаяся глина?! Я попробовала вчера вскопать огород, но не получается даже лопату воткнуть! Дед, мы умрём от голода!

— Выживем, — старик похлопал Юлю по плечу. — Землю и я вскопать смогу, я ещё крепкий. И братья помогут, не бойся.

Но Юля боялась. От тёти Марии и Михаила она знала об огромном мире за пределами стен старых домов на отшибе глухих деревень. Она понимала: где-то далеко люди живут совершенно иначе. И брат Михаил, и тётя Мария до того, как исчезли, привозили ей из больших городов, где ей не довелось пожить и дня, красивые платья, новые ботинки, яркие игрушки, книги в твёрдом переплёте с цветными картинками. И однажды машина у брата Михаила появилась такая, что заглядеться можно! Это чуть позже их общий джип стал исцарапанным и старым, потому что брат ездил по ухабистым дорогам и изрядно потрепал его, но поначалу машина блестела новёхонькой краской, привлекая к себе внимание.

— Брат Михаил однажды сказал, что где-то есть очень плохие люди, желающие нам зла. Их называют охотниками. Кто они и за что так не любят нас?! — не успокаивалась девочка.

Дед Слава прижал Юлю к себе и погладил по голове.

— Да поможет Бог, чтобы ты никогда об этом не узнала, а главное — не встретила их, — прошептал старик. Ладонь его дрожала. — Как бы я хотел, чтобы ты и Антон прожили долгую, счастливую жизнь, не познав беды…

Но беда пришла.

2. Горькая правда

— Они тебе рассказали всё? — смахнув слёзы с ресниц, спросила Юля, осторожно взглянув на мрачного Антона, сжавшего зубы.

— Да, — отрывисто бросил он.

— Говори. Я много лет пыталась хоть чего-то добиться от деда Славы, Кости, Михаила, но они молчали. Или отшучивались, что хуже. Я так злилась, хоть и любила их всех!

Антон не отвечал, не отрывая глаз от залитой дождём дороги. Юля долго ждала, наблюдая за тем, как он крутит руль и жмёт рычаги, словно забыв о её присутствии. Наконец, девушка не выдержала.

— В моей жизни никого не было, кроме тебя, Кости, Михаила, деда Славы и тёти Марии. Я забыла даже лица родителей. Точно знаю одно: мы все стали семьёй, потому что каждый из нас кого-то потерял. Ты помнишь своих родителей?

— Нет, — резко ответил Антон. — Они погибли раньше, чем мне исполнилось три года. Та же история, что и у тебя…

— Но твои братья были старше! Они всё помнили! Почему не рассказали тебе?

— Костя и Михаил мне не братья, как и я тебе — не родной. Я с ними бежал из тайной общины под Тверью. Мы спасались, пока мои родители прикрывали нас. Нам удалось уйти, но если бы дед Слава нас не нашёл тогда, мы были обречены исчезнуть. Михаил стал бы следующим, потому что Валентин — старший из нас — перед исчезновением отдал ему оберег и сказал охранять меня и Костю.

— Оберег?

— Звезду, — Антон бросил на Юлю короткий взгляд и снова впился глазами в дорогу. — Мне придётся начать издалека, иначе ты ничего не поймёшь. Дед Слава, тётя Мария и Михаил учили тебя лишь тому, чему здешних детей учат в обычных школах, но не говорили большего. Они так поступали вовсе не со зла и не оттого, что считали тебя глупее остальных. Просто до последнего надеялись уберечь…

— От чего?!

Антон медленно выдохнул.

— От правды. Но сейчас мне придётся рассказать тебе всё. Знаешь, что бывает при замерзании воды?

— Кто же не знает! — фыркнула Юля. — Странный вопрос!

— Вселенная как вода. Она тоже может пребывать в разных состояниях. И сейчас она медленно замерзает. Никто не знает, почему это происходит и возможно ли повернуть процесс вспять, но есть мнение, что происходящее необратимо. Скорее всего, замерзание — это старость Вселенной, у которой множество