поставила ведро и полторашку воды: «В туалет выпускать не буду, есть сама не станешь». Четыре дня Лара выла и рыдала, бросаясь на дверь. Свекровь позвонила уже наутро следующего дня: «Что ж у неё о сыне душа не болит?» Мать ответила: «Так он не с чужими людьми. Вы аккуратнее там, у мальчика на многие продукты аллергия. В случае чего скорую вызывайте. А Ларочки дома нет. Она от радости, что руки развязаны, на вечер встречи выпускников пошла в педколледж. А потом с подружками на дачу уехала догуливать». На четвёртый день измученная бессонными ночами над покрывшимся сыпью внуком свекровь потребовала от сына вернуть ребёнка бессовестной материнской родне.

Ларе было 26. Из кладовой она вышла с головой словно солью посыпанной. У некоторых в 60 седины меньше.

Слушая Ларин рассказ, Дуня рыдала:

– Господи, какие гады! Как хорошо, что я рассталась с этим мамсиком и его мерзкой мамашей! Сын на моей фамилии, не найдут. Если бы они у меня Мишку украли, я бы их поубивала! А ты простила мать?

– Это был жестокий, но полезный урок. Если бы я поехала за ним, всё повторялось бы бесконечно: побег-возвращение-побег. И меня, и Славку извели бы не меньше, только растянули бы это по времени. Пока я в кладовке сидела, мама плакала по другую сторону двери и рассказала о том, как погибла Наташина мать. Николай несколько раз забирал ребёнка из дома её родителей, а она мчалась за ним. В очередной раз, выскочив за ними, попала под колёса длинномера.

Нина Васильевна спросила:

– Лара, что он так цеплялся за тебя? Неужели любил?

– Какое там! Я была очень удобной женой: хозяйственной, бережливой, не скандальной. Да и не ревнивой, в общем-то. И кто бы за него пошёл теперь, когда дочь вступает в подростковый возраст?

– Так он не женился?

– Не знаю. Всегда какая-нибудь дура находится.

Дуня позавидовала:

– Вот у тебя мать – что надо! Жестоко поступила, но правильно. Моя бы с таким зятем слилась в экстазе. Бить бы стали в четыре руки!

Нина Васильевна её перебила:

– Дуня, что ты плетёшь?

– Вы мать мою не знали! Вот уж гадина! Я у неё из дур не выходила, хотя в школе всегда училась хорошо. Валерку, гада такого, заставляла выгуливать (это братец мой). С подружками – ни-ни, только с ребёнком гуляй! Била она меня полотенцем. Знаете, узел такой на конце завяжет – и с размаху! Больно, а следов не остаётся. А в школе что про меня плела! Пока я маленькая была, я всё это всерьёз воспринимала. Думала, буду себя хорошо вести, и мама будет меня любить и бить не будет. Потом поумнела. Что толку вести себя хорошо, если все Валеркины косяки на меня сваливают?

Она тарахтела в своём духе: перескакивая с предмета на предмет, то заливаясь смехом, то впадая в истерику. Потом заметила, что Нина Васильевна на тему матери реагирует болезненно и предложила:

– А давайте я вам тоже расскажу, как меня мать запирала! Не в кладовке, а в ванной, но это тоже жесть!

И рассказала.

В пересказе без мата и Дуниного молодёжного сленга это было так. В классе, где Дуня, несмотря на почти отличную учёбу, слыла трудным подростком, да такой и была, она заранее объявила, что на выпускной не пойдёт, а придёт только на торжественную часть, когда будут аттестаты вручать. Но такой не одна она была, некоторые чисто по материальным причинам от выпускного отказались. А матери, чтобы не поступила наоборот и не сдала деньги, сказала, что выпускной оплатили шефы, и сдавать ничего не надо.

– И мамаша вдруг расщедрилась и купила мне платье! Голубое такое, красивое! Я думала, в институт в нём ходить буду. Как же, разбежалась!

В общем, накануне торжественного дня, явившись домой в двенадцатом часу, что для неё и не поздно было, она была от двери встречена ударом. К тому времени Дуня уже научилась давать сдачи, девица она была не мелкая. Но тут, как говорится, ничто не предвещало. Вдвоём с сыном-подростком мать скрутила её, Валерка держал, а мать выстригала ей чёлку под самый корень. «А платье твоё мы отдали Полинке». Была у них такая пьянчужка дебильная в соседнем подъезде. Дуня потом на ней это платье видела:

– Мешком висело. И грязное! Могла бы продать, но так мне больнее.

Заперли Дуню в ванной и улеглись спать. Светильник в ванной был выключен, но под окном кухни горел уличный фонарь, и через маленькое окошко между кухней и ванной свет всё же проникал. Дуня посмотрела на себя в зеркало и решила наконец-то отомстить по-крупному. Она выставила окошко, с трудом протиснула через него свои телеса, спрыгнула на кухонный стол и начала действовать. Методично собрала свои вещи, зная, что уже сюда не вернётся; с зимними набралось немало. Потом залезла в стенку и вытащила все деньги, которые у матери на тот момент были. Потом в кухонном ящике обнаружила пластилин, им в прошлом году щели в рамах замазывали, и растопила его. Зашла в их общую с матерью спальню и щедро смазала пластилином волосы, накрученные на бигуди.

– У неё всегда был крепкий сон, как у всех людей с чистой совестью. А где было её испачкать, она ею и не пользовалась никогда!

У брата сон был чуткий, поэтому остричь его, как собиралась сначала, не рискнула. Просто размазала остатки пластилина по его любимым джинсам. И спёрла его заначку:

– А он даже не мог матери пожаловаться, потому что деньги были у неё же украденные!

Заткнула раковину, открыла кран чуть-чуть, чтобы соседей заливало постепенно, и пошла к однокласснице Люське.

– Когда её мамаша с матом шла среди ночи на звонок, это было ещё ничего! А когда она меня увидела, тут уже крик стоял такой, что половина соседей повыскакивала! Столько добрых слов о моей мамаше я ещё не слышала. Бабы мою голову покрутили туда-сода и предложили сделать авангардную стрижку. Но я сказала: «Только наголо!» И постриглась.

Утром она навешала железок на уши и шею, нацепила Люськины шорты, которые были ей безнадёжно малы и почти ничего не прикрывали, майку-алкоголичку без бюстгальтера при своём тогда уже третьем номере и в таком виде отправилась за аттестатом: «Или отдавайте сейчас, или я буду торжественного вручения ждать». Отдали, только бы ушла.

С тем она убыла в областной центр, чтобы поступить в университет. Но это уже совсем другая история.

– Дуня, а мать в полицию не заявила? Имела право, это же деньги, – спросила Нина Васильевна.

– Попробовала, мне Люська рассказывала. Но охота была ментам семейные кляузы разбирать! Участковый спросил про сумму и сказал, что проверит на почте, сколько она