мстил мне?
Тори искренне удивился:
– Что ты! Именно потому, что я люблю тебя, я остался, чтобы помогать тебе, хотя бы издалека. Стать твоей тенью.
«Какая ерунда!»
Не выдержав, я вскочила со стула и закричала:
– Ты превратил мою жизнь в ад!!! Ты сделал меня руками смерти!
– Йованка, – мужчина протянул ко мне раскрытые ладони, с нежностью в голосе. – Все наоборот, ты была спасением. Пойми это, любимая.
Но, видя только ужас на моем лице, он вздохнул:
– Я был послан к тебе совсем не смертью.
Я закрыла лицо руками. Сердце стучало так сильно. Все кружилось вокруг: стены, мысли, прошлое, настоящее, общие воспоминания нашего с ним детства, слова, зеленый холм, цветные карандаши, упавшие в траву. Где во всем этом правда?
– Семнадцать лет, я винила себя семнадцать лет… – прошептала я.
Тори заговорил мягко, грустно:
– Прости, я видел, но не мог подойти. Прости.
– А сейчас, почему? – отняла я ладони от лица, чтобы посмотреть на дорогие до боли черты.
«Вот каким бы ты стал, если бы вырос. Я думала, что буду рядом с тобой каждый день».
Мужчина ярко и весело улыбнулся:
– На самом деле, у меня к тебе просьба. Нарисуй меня!
До этого момента, я не представляла, что меня можно поразить сильнее. Сделать еще больнее.
– Ты не смеешь просить меня об этом! Только не снова, – выдохнула я, опираясь об стол.
Тори положил передо мной альбом и коробку с карандашами:
– Пожалуйста, – мягко посмотрел он на меня. – Время пришло. Мое время пришло. Теперь для тебя все изменится, поверь мне.
Повисла тишина.
Я, он, стол между нами, белый лист бумаги. Сумеречное освещение от уличных фонарей. Далекие возгласы загулявших прохожих.
Он ждал. Удержав набежавшие слезы, я присела обратно. Звякнули бубенцы в волосах.
«Неужели, все не могло сложиться иначе…»
Его взгляд был и нежный и ободряющий. Я развернула к себе альбом, чтобы начать рисовать. Разметить, построить, легкие контуры, обозначить каркас, найти особенности модели, все как всегда. – Если… ты исчезнешь, – немного спустя спросила я, прорисовывая волосы. – Что тогда делать мне? – Ты теперь должна стать счастливой, – спокойно мне ответили. Я вздрогнула и карандаш упал на пол. Губы предательски задрожали. – Не смогу без тебя, – выдавила я, побледнев. Тори нагнулся и, подняв карандаш, положил его на стол. Его руки мерцали и немного просвечивали. – Любимая, тебе помогут, – улыбнулся он. – Тебе уже помогают. Я вспомнила всех, кто окружал меня в последние два года и в конце – Тимо. – Да, он хороший, – подтвердил мою невысказанную мысль мужчина. У них даже имена похожи. И волосы вихрастые. Может поэтому, я его так избегала?
На бумаге все живее проступали черты и вскоре, я в последний раз посмотрела на Тори, с его яркой, огромной, глупой улыбкой и тихо сказала: – Прощай… Но он, все так же улыбаясь, поправил: – До следующих встреч, Йованка. Было весело! Я закрыла глаза и подула на рисунок.
– Йованка, ну признай, что ты меня просто нарисовала! – рыдало привидение истеричным голосом. «А-а-а, да сколько можно!» – Я тебе тысячи и тысячи раз повторяла! А ну, брысь, от кастрюли! – А нам еще грога! – И сидра! – А мне кусок пирога! – А я хочу булку! Дядюшка мягко погладил мою руку с грозовыми тучами: – Давай, я отнесу. – Вы мое спасение, – улыбалась я старому еноту среди нашего шума. Дверь сильно хлопнула: – А вот и я! У меня незабываемый анекдот! «Ох, еще и Тимо. И что ему у себя в лавке не сидится». – Йованка-а-а… почему ты меня не слушаешь? – висело у меня на ноге пьяное привидение и икало. – Значит так, собрались как-то тролль, пикси и лис…
Моя жизнь. Я улыбалась.
Я, он, стол между нами, белый лист бумаги. Сумеречное освещение от уличных фонарей. Далекие возгласы загулявших прохожих.
Он ждал. Удержав набежавшие слезы, я присела обратно. Звякнули бубенцы в волосах.
«Неужели, все не могло сложиться иначе…»
Его взгляд был и нежный и ободряющий. Я развернула к себе альбом, чтобы начать рисовать. Разметить, построить, легкие контуры, обозначить каркас, найти особенности модели, все как всегда. – Если… ты исчезнешь, – немного спустя спросила я, прорисовывая волосы. – Что тогда делать мне? – Ты теперь должна стать счастливой, – спокойно мне ответили. Я вздрогнула и карандаш упал на пол. Губы предательски задрожали. – Не смогу без тебя, – выдавила я, побледнев. Тори нагнулся и, подняв карандаш, положил его на стол. Его руки мерцали и немного просвечивали. – Любимая, тебе помогут, – улыбнулся он. – Тебе уже помогают. Я вспомнила всех, кто окружал меня в последние два года и в конце – Тимо. – Да, он хороший, – подтвердил мою невысказанную мысль мужчина. У них даже имена похожи. И волосы вихрастые. Может поэтому, я его так избегала?
На бумаге все живее проступали черты и вскоре, я в последний раз посмотрела на Тори, с его яркой, огромной, глупой улыбкой и тихо сказала: – Прощай… Но он, все так же улыбаясь, поправил: – До следующих встреч, Йованка. Было весело! Я закрыла глаза и подула на рисунок.
Эпилог
– Йованка, ну признай, что ты меня просто нарисовала! – рыдало привидение истеричным голосом. «А-а-а, да сколько можно!» – Я тебе тысячи и тысячи раз повторяла! А ну, брысь, от кастрюли! – А нам еще грога! – И сидра! – А мне кусок пирога! – А я хочу булку! Дядюшка мягко погладил мою руку с грозовыми тучами: – Давай, я отнесу. – Вы мое спасение, – улыбалась я старому еноту среди нашего шума. Дверь сильно хлопнула: – А вот и я! У меня незабываемый анекдот! «Ох, еще и Тимо. И что ему у себя в лавке не сидится». – Йованка-а-а… почему ты меня не слушаешь? – висело у меня на ноге пьяное привидение и икало. – Значит так, собрались как-то тролль, пикси и лис…
Моя жизнь. Я улыбалась.