Юрий Харитонов Критерий разумности

– Доброе утро, уважаемые слушатели! С вами ди-джей Зэвс, и радио «Небеса». Сегодня у нас пятница, а за окном замечательное для прогулок утро. Над живописными руинами Москвы солнце с редкими кучевыми облаками, воздух прогреется до двадцати пяти градусов, влажность воздуха составляет тридцать процентов, а атмосферное давление – семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба. Так что сегодня идеальный день, чтобы совершить прогулку по разрушенной тысячу лет назад Москве. Робот ты, человек или животное, будешь одинаково комфортно чувствовать себя под бархатным майским солнцем. Тебя ждут восхитительные и волнительные виды разрушенного города, удивительная и разнообразная флора и фауна, занявшая ареал обитания человека, некогда могучей грозы всего живого на Земле, а сейчас…

– Зэвс, тебе никто не говорил, что ты переигрываешь? – Молодой и красивый мужчина стоял у пустого окна на двадцатом этаже унылого и вместе с тем величественного вида высотки и осматривал развалины некогда славного и красивого города. Мужчина откинул назад полы старого, местами дырявого, серого плаща за спину, закинул туда же тяжелый и массивный предмет – бластер – и снял с бедра пошарпанный серо-зелёный бинокль. Ему вполне хватало возможностей зрения, но мужчина любил точность, а бинокль только прибавлял качества и позволял делать работу в тысячу раз лучше. – Может, подняться на крышу?

– С нашей работой, Симеон, – возразил Зэвс в ухе, – надо уметь шутить. Расслабляться, знаешь ли. А то работа нервная, так и до срывов недолго.

– Ну тебе-то, Зэвс, на небесах всяко легче, – Симеон высунулся из окна и помахал рукой в небо. Там, в глубоком синем небе, мерцала звездочка, неторопливо двигавшаяся на восток. – Летай себе, да наблюдай тысячами глаз за Землей. Если что не так, сразу мне докладываешь. А уж я-то…

– Не-не-не, Симеон! – перебил Зэвс. – А нервное напряжение? Это ж надо быть готовым ко всему! Все системы вечно на взводе, постоянно, так сказать, в боевом режиме! Так и свихнуться не долго…

– Но не свихнулся же еще? – уточнил Симеон и ухмыльнулся сам себе, оглядывая местность. С Садового кольца между двух обшарпанных многоэтажных башен с огромными надписями «AZIMUT» на левой и «Золотое кольцо» на правой на запад уходила дорога, плавно становилась мостом через Москву-реку и терялась меж высоких холмов и разрушенных зданий, а на заднем плане торчали скелеты высоток Москва-Сити из стекла и бетона. Они ярко бликовали на утреннем солнце осколками стекол, поэтому Симеону пришлось настроить чувствительность глаз. – Ты ж вон от безделья и в радио замутил и ди-джеем стал, не так ли?

– Не от безделья, нет! – возмущенно возразил Зэвс. – Все для того, чтобы поддерживать в работе те области мозга, которые могли бы атрофироваться и деградировать за время бездействия.

– Атрофироваться и деградировать? – переспросил Симеон, скорчив скептическую мину. – По-моему, Зэвс, ты себя очень любишь и все время пытаешься отождествить с человеком. Но это же не так, верно?

– Какой же ты зануда, Симеон! – возмутился Зэвс. – Я просто в шоке! Эх, Симеон, а я думал, мы друзья… Все, пока, не поминай лихом.

– Зэвс. Эй, Зэвс, ты же предупредишь, если что? – попробовал воззвать к небесному жителю Симеон, но в эфире царила гробовая тишина. Мужчина вновь ухмыльнулся и покачал головой. Вот тысячу лет уже одно и то же! Такой древний, а обижается как малыш. «Клоун, блин, орбитальный.» Ну ничего, в случае опасности Зэвс не подведет. Когда заметит что-нибудь, тут же откинет притворную обиду и сообщит мужчине. Так же всегда бывает…

Симеон вновь окинул взглядом древнюю Москву. Время, словно художник, украсило старые развалины, подверженные неумолимому процессу разрушения, зеленью. Тут и там, то, что осталось от зданий, стертых за тысячелетие до гор камня и стекла, покрылось бурной растительностью и разрушалось теперь упорными корнями упрямых растений. В конечном итоге природа заберет, а энтропия рассеет энергию, затраченную на возведение некогда величественных строений. Не далее чем вчера, у Киевского вокзала рухнула часовня, а месяц назад в Москва-Сити упал остов самого высокого здания. А наименования зданий и улиц, теперь остались лишь на древних картах в памяти Симеона. Москва стиралась историей и временем и ничего страшного в этом мужчина не видел. В конечном счете наступит иная история, вернее, уже наступила, и Симеон принял в ее создании непосредственное участие.

Прикрепив за спину черный бластер, с легкой вспышкой остаточной энергии он переместился на шпиль здания МИД, на высоту ста семидесяти двух метров. Не смотря на многочисленные трещины в фасаде, это сооружение держалось молодцом и сопротивлялось натиску дикой лозы, опутавшей все здание. Надо осмотреть местность, пока у людей не начался ежегодный праздник – день, когда юноши становятся взрослыми. День охоты.

Чуть дальше вдоль реки, у Дома Правительства, они основали поселение, и жили уже около пятисот лет на одном месте. Наконец-то люди осели и освоились. Часть занималась охотой в местных зарослях, остальные же выращивали пшеницу на многочисленных холмах, оставшихся от зданий. Время, поработав над органическими останками растений, занесло руины перегноем – толстым слоем слишком плодородной земли. А трава и кустарник, в обилии проросшие через каменные или асфальтированные мостовые и дороги, служили кормом лошадям и коровам. И хоть люди и побаивались руин древних, но их же боялись и звери. Здесь меньше было хищников, чем и пользовались травоядные, а люди оказались в выигрыше вдвойне.

Там внизу, в развалинах погибшей цивилизации, зарождалось новое общество. Симеон ухмыльнулся. В том, что люди эволюционировали за тысячу лет, а не за несколько миллионов, его заслуга. Возможно, нужно было пустить этот процесс на самотек, но времени не оставалось: месяц назад истек срок, отмеренный давным-давно ИскИном, и мужчина вместе с Зэвсом ожидали его инспекционного прилета, поэтому и сканировали космос. Несмотря на мрачное обещание древнего искусственного интеллекта, Симеон верил, что благодаря ему, люди докажут киберразуму, что имеют право на существование. За тысячу лет они достигли много.

Мужчина настроил зрение, и деревня около моста, покрытого травой и кустарниками, приблизилась.

О! А они в этом году принимают делегатов еще шестнадцати общин, разбросанных по округе. Симеон довольно улыбнулся. Общество не только росло, делилось на общины, но и развивалось: общины стали образовывать друг с другом союзы, заключать договора, и вести торговлю. Конечно, примитивно, конечно, на уровне охотников и земледельцев