Литвек - электронная библиотека >> Влад Волков >> Детективная фантастика и др. >> Мизгирь >> страница 11
мол, корма с одного человека пауку может хватить довольно надолго, они обычно не запасаются несколькими жертвами. Разве что тенетники, к которым попадается в паутину обилие мух и кузнечиков, могут, как на шведском столе, пировать по желанию кем хотят из пришедших к ним на трапезу жертв.

Но один ли он на этом поле? И за что Георгия-то? Он-то чем виновен был и что плохого паукам сделал? Неужто тоже когда-то убивал ползучих гадов? Я, слегка отдышавшись, начал аккуратно идти ближе к дороге. Так путь к деревне был дольше, чем бежать напрямую, но выглядел хоть чуточку безопаснее. Почему эта тварь не выскочила на нас, когда мы шли туда, ещё по пути в низину? Вся ситуация продолжала порождать вопросы, как космическая необъятная бестия производит свои отродья.

Может, в этом вся суть? Каждое поколение пауков становилось всё меньше и меньше, пока не остановилось на своих нынешних размерах. Сейчас открывают виды и удивительно маленьких паукообразных, в несколько миллиметров. А есть и птициееды-голиафы, которые хорошо закрепились в своей австралийской нише.

Не знаю, как обрывки знаний по школьной биологии и почерпнутое из документальных когда-то увиденных передач помогут мне выжить, я не знал никаких способов отпугивания пауков и не мог ничем защититься. Даже пистолет был во второй руке у Георгия, когда его, докладывавшего по телефону, затащили столь быстро, что палец даже в судорогах не успел нажать на курок…

Я в отчаянии брёл до деревни, из которой ещё предстояло добраться до следующей, отыскать в сумерках брошенную машину… Да уж, стал трудолюбивым «типичным козерогом», конечно… А я вот «овен» на деле, тот ещё баран! Будь проклята эта работа и эта глухомань, этот Степаныч и его задания, эти «Волки» с любым ударением, названные уже точно не в честь серых лесных хищников семейства псовых, а именно, что в честь пауков-волков, южнорусских тарантулов, которых здесь называют словом «мизгирь». А, может, и не только здесь, меня-то это как должно волновать? Будь прокляты все эти культы и богиня-паучиха вместе с ними!

Я судорожно дошагал до таблички с названием деревни и прямо на дороге рухнул на колени. Передо мной многочисленные восьминогие твари уже опутывали паутиной обречённую Лузенину вместе со всеми её молящимися жителями, давно обречёнными быть инкубаторами для выводка новых арахнидов… И какой смысл был всем этих людям вместе с их многочисленными предками столько веков, если не тысячелетий, боготворить этих пауков, если те вот так в одночасье устроили всему населению это зверское и воистину безжалостное истребление…

Позади ад, впереди новые круги преисподней, по краям поля, кишащие ловушками с засевшими там голодными охотящимися тварями. Даже до леса не добраться, и кто знает, что ожидало бы там. Где-то позади уже раздавалось шебуршание о сухую траву бесчисленных ползучих лапок… Почему? Почему именно пауки? Так страшно мне ещё не было никогда!

А среди этого, постепенно окружавшего меня мерзкого шелеста членистоногой орды, в котором также слышалось зловещие стрекотание, словно эти создание тёрли своими хелицерами друг о друга, пронизывая меня ещё сильнее болезненными иглами дикого ужаса в преддверии неизбежного конца, был ещё один топот. Величественный, едва не содрогавший землю. Помпезный и пафосный, с каким маршировала всеми своими несметными конечностями кривая и асимметричная богиня пауков, которая знала все мои грехи, каждую убитую за жизнь букашку, и особенно сегодняшнего раздавленного мизгиря, за которого была зла сильнее всего…

Оглядываться и смотреть на них было нельзя. Воображение само от одного только этого звука вокруг рисовало всё самое страшное. Нельзя было видеть воочию ни размерено двигающее божество, ни его триумфально скрежетавшее потомство. Это мифический титан о тысячи рук и тысячи глаз. Хтоническое чудище, одолеть которое способны лишь иные боги. Это уродливое воплощение самого природного гнева, олицетворение ярости, это славянский Вий, взгляд которого хуже смерти.

Оно – и мать своим исчадьям, и генерал подручной прожорливой армии. Обоеполый бог-паук, оплетающий всё вокруг своей паутиной, готовый порождать своё ядовитое воинство вновь и вновь, от которого не спасёт ни молитвенное слово, ни древнее заклятье, ни языческий оберег, ни нательный крест. Божество безжалостное и незнающее ни сострадания, ни прощения, потому как у природы просто нет таких понятий! Есть только хищник и жертва, а жертвой в этом плане сейчас выступает само человечество.

Под хлопки крыльев пророчащей смерть ночи, под эхо клёкота своей цвиркающей бесовской «музыки», выползали те, кто жил за миллионы лет до человечества и будет жить ещё миллионы лет после. Истинные хозяева мира, верхушка пищевой цепи, с жадным хлюпаньем насмехающаяся над нашими жалкими попытками выстроить свою цивилизацию на издревле принадлежащей им планете.

Холодной гнетущей хваткой сумрак сдавливал моё сознание, заставляя понять, что я уже никогда не вернусь домой, не обниму родных и не имею будущего. Чьё-то совершенно чужеродное к нашему естеству правосудие будет вершиться здесь и сейчас, настигнув меня неотступным роком судьбы. Омут отчаяния принимал последние крупицы моего жалкого рассудка, раздавленного под свинцовой тяжестью размозжившей меня обречённости.

И если только может человек издать из самого нутра своей души неописуемый, почти звериный, идущий из древнейших времён вопль истинной беспомощности, то я, испустив его с последним дыханием жизни, в нём растворился, теряя сознание. Это было единственным способом спастись – единственным путём сбежать от реальности и не ощутить боль пронзающих клыков, выпрыскивающих растекающийся яд.

Оставалось надеяться, что уход от материальной действительности станет действительно вратами в вечность. Что я уже не очнусь полупереваренный изнутри или с пузырями паучьих яиц у себя на спине, когда во мне будет кто-то копошиться. Раствориться во мгле, стать ветром средь забытой пыли эонов и давно заброшенных ветхих пустынь, затеряться во времени, где нет ни боли, ни самого страха, потому что даже формы перестают существовать. Оставалось пропадать в этой густой бездне забвения со скромным лучом затаившейся надежды, что военные выжгут здесь всё… И что хотя бы детей уже успели эвакуировать из поселений как можно дальше от этого воплотившегося в явь неистового и сотканного из липких нитей безумия хаоса кошмара.