боку, хозяйка, его не волновало – как все коты, Рыжик Второй был эгоистом.

Нина нередко страдала мигренями. В такие дни Рыжик ложился на подушку вокруг ее головы, как шапка, и то ли от его тепла, то ли от особой энергетики, а может, от самовнушения, боль отступала.

Однажды они поссорились. Рыжик повадился гадить не в лоток. Как ни объясняла ему Нина порочность такого поведения, кот следовал установленному им же самим правилу: если в лотке не убрано, территория туалета автоматически расширяется до размеров квартиры. Но из всех мест он выбирал самое труднодоступное: под низкой деревянной кроватью в бывшей комнате Геннадия. Чтобы добраться до заветной кучки, восьмидесятилетней хозяйке приходилось, распластавшись на полу, орудовать шваброй и совком.

Во время очередного рейда по ликвидации последствий, исчерпав запасы красноречия, Нина приложила нарушителя санитарных норм той самой шваброй по хребтине! Рыжик от её вероломства взвыл, спрятался и не выходил из укрытия сутки, не поддаваясь ни на уговоры хозяйки, ни на извинения с самыми вкусными лакомствами, ни на молчаливый укор из астрала Рыжика Первого.

С мстительным удовлетворением слушал он, как Нина плакала в трубку, советуясь с родственницей:

– Как быть? Вдруг я сильно его ударила и повредила позвоночник? А если он умрёт? Даже найти его не могу, где-то прячется. Вдруг выйти не может?

Зато сколько радости было у нее, когда кот с видом попранного достоинства вышел из-за шкафа и позволил накормить себя лососем со сметанным соусом! Между враждующими сторонами был установлен мир. С тех пор Нина добросовестно убирала лоток, а Рыжик терпеливо ждал окончания санобработки.

***

Время шло. Как все пожилые люди, искренне привязанные к своим питомцам, Нина Васильевна беспокоилась: «Вот не станет меня, кто Рыжика к себе возьмёт? Ведь он не старый еще. Неужели никому не будет нужен?»

Мы всегда отшучивались:

– Куда ты собралась, Нинуся? Давай, береги себя, в сад часто не езди! Сидите с Рыжиком дома и телевизор смотрите.

А она:

– Нет, я на грядке умру. Не хочу залежаться, как мама. Та несколько лет, парализованная, страдала. А я бы вот как работала, так потом в меже и умерла бы, сразу, чтоб не мучиться.

Почти так и случилось, как она хотела. В саду почувствовала себя плохо, сын вызвал «скорую», тут же определили ее в больницу, где через два дня она без мучений и боли тихо скончалась в реанимации.

Когда мы приехали на похороны, в изголовье у гроба Нины Васильевны сидел Рыжик Второй. Он был привязан к хозяйке, продлил ей жизнь на шесть счастливых лет, но не ушел вслед за ней – мы увезли его в Москву.

Почему он остался? Я думаю, когда животное так любят, как Нина любила Рыжика, эта связь не прерывается со смертью хозяина. Он для нас – живая память о ней, через него мы время от времени шлем приветы в далекий райский сад, где над цветущими холмами то восходит, то медленно скрывается нездешнее солнце, а на крылечке своего дома сидят Геннадий Сергеевич, Нина Васильевна и Рыжик Первый и наблюдают, как мир сначала погружается в золотое сияние, а потом его окутывает синее покрывало благодатной звездной ночи.