с тростью и во фраке – известным поэтом, а может быть начинающим художником или великим композитором. Припадая на одну ногу, он, невысокий, лысоватый с пушистыми усами, делающими выражение его лица всегда немного удивленным, но все еще статный, ведет под руку даму гораздо крупнее его. Их дети давно выросли и обзавелись своими семьями, разумеется, выбрав самую удачную партию не без помощи полной дамы.

Двигаясь вглубь сада, они то и дело останавливаются обсудить «эту надоедливую погоду» или последние новости из жизни высших слоев общества с такими же вальяжными и довольными своим положением парами.

Он выглядит расслабленным и степенным, и только взгляд выцветших серых глаз выдает его беспокойство. Чем ближе слышится шум струй фонтана, тем беспокойнее он становится, даже его дородная супруга это замечает и незаметно дергает за рукав.

Что же его так взволновало?

Навстречу им, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, с трудом шлепает необъятных размеров старушка, на фоне которой даже его супруга кажется юной и стройной. Старушка ведет под руку совсем молоденькую и неискушенную дорогими нарядами и балами девчушку. На ней самое простое, но густо накрахмаленное платье, неудобные новые туфли, мешающие идти привычным широким шагом, а волосы убраны в слишком тяжелую для ее хрупкой шеи прическу. Девушка смущается и беспрестанно краснеет, ловя на себе взгляды прохожих.

Но вот ее взор достигает цели – всего в нескольких шагах от себя она видит его, и, не в силах сдержаться, улыбается во весь рот. Старушка одергивает ее, напоминая, что нужно поклониться почтенному господину и его спутнице.

– Добрый вечер, генерал-адъютант, – подобострастно расшаркивается старушка, утягивая за собой в поклон девчушку, – вы простите мою племянницу. Она впервые в столице, хочу найти ей выгодную партию на сегодняшнем балу.

Девчушка зарделась еще сильнее, исподлобья глядя ему прямо в глаза. Одними губами он произносит: «Увидимся на балу». Она робко улыбается в ответ.

На балу его грузной супруге слишком тяжело танцевать, и она пребывает в компании таких же довольных и состоявшихся дам, не имеющих необходимости больше привлекать к себе внимание противоположного пола нарядами и ласковыми улыбками.

Он подходит к старушке и просит пригласить ее племянницу на вальс, та, в свою очередь, смущается и даже хотела бы отказать, – как же тут найдешь жениха, если ее старики приглашают, но положение обязывает согласиться.

Он берет ее под руку, и весь мир вокруг перестает для них существовать. Только они, только их бескрайнее чувство, пронесенное ими сквозь пространство и время, – они не могут подойти друг к другу ближе положенного, и уж тем более не имеют права поцеловать друг друга хотя бы в щеку. Одно лишь еле заметное прикосновение – его рука на ее талии, ладонь в ладони, глаза в глаза.

– Снова ты старый, – смеется она, заглушаемая звуками оркестра, – когда уже ты будешь молодым?

– В следующий раз точно, – его пушистые усы скрывают улыбку, но она-то знает его как никто другой, – прости, что не получилось, как задумывали.

– Ничего, у нас еще миллионы попыток, ты знаешь, где меня искать, – успокаивает она.

Музыка угасает; он под руку ведет ее обратно к тетушке, а в душе его снова разгорается пожар – символ неугасающей любви двух чистых душ, кочующих в веках.

Вечерний Петербург укутывается в туман, как в вуаль. Разгоряченная и уставшая, натанцевавшаяся вдоволь знать разъезжается по домам. По каменным мостовым слышится цокот уставших ждать свой очереди лошадей, погоняемых поддатым кучером, тянущих позади себя кареты с довольными дворянами. И только для двоих сегодняшний вечер стал счастливейшим в жизни. В этой жизни. Она ведь не последняя, будет у них еще общее время, они в этом уверены.

***

По многоярусной трассе на бешеных скоростях пролетают крылатые машины на воздушных подушках. Хитрое переплетение паутины дорог опутывает стеклянные высотки, тонущие в облаках своими вершинами. Первые полсотни этажей, где-то там, у самой земли, заняты магазинами, офисами и дешевыми забегаловками. Повыше поселился средний класс – их панорамные окна выходят на верхние ярусы дорог, и сквозь бурное движение и то и дело всплывающие голограммы они даже могут видеть небо. Ну а те, кому в жизни повезло больше остальных, вальяжно расположились далеко за границей облаков – их не беспокоит вся эта кипучая жизнь внизу, им позволительно наслаждаться умиротворением и неспешным ежесекундным перерождением грозовых гигантов и легких полупрозрачных перышек.

Где-то внизу среди всего этого кипучего хаоса все еще остались самые обыкновенные скверы с березками, сочащимися жизнью по весне, тополями и их июньским пухом, залепляющим глаза, и конечно, фонтанами – местом притяжения людей, когда усталый город распаляется докрасна и выжигает все вокруг.

В одном из таких палисадников на трехколесном велосипеде катается девочка лет пяти. Ее растрепанные косички не успевают за ней – так усердно она крутит педали своими маленькими ножками в розовых сандалиях. Мама уже давно зовет девочку домой: время клонится к вечеру, а им еще почти час добираться, да и вообще, «что ты прилипла к этому фонтану?». Но девочка ждет, устремив сосредоточенный взгляд куда-то вдаль. Она точно знает, что должна дождаться. Вдруг, им больше не дадут шанса?

Со стороны одной из высоток к скверу приближается хрупкая фигурка мальчика, совсем худенького и узкого в плечах. Он бежит вприпрыжку и широко улыбается; в одной руке он держит воздушный шарик, а в другой букетик отцветших одуванчиков, разлетающихся на ходу пляшущими зонтиками. Он издалека заприметил ее, а потому торопился, не обращая внимания на улетающий подарок.

Она останавливается и бросает велосипед, устремив все свое существо ему навстречу. Еще секунда, и они оказываются в объятиях друг друга, – букетик облетевших цветков летит на раскаленный асфальт, а шарик уносится в небо, к самым лучшим и дорогим квартирам. Только все это неважно: ни время, ни город, ни возраст и положение в обществе, когда они обретают друг друга.

– Наконец-то! – шепчет она сквозь слезы. – Наконец-то у нас будет целая жизнь впереди.

– И мы проживем эту жизнь как следует! – он целует ее в соленую нежную щечку. – В этот раз у нас куча времени!

Два дрожащих детских тельца стоят, прижавшись друг к другу, под неожиданно начавшимся ливнем, и время для них замирает. Вокруг суетятся люди, спасаясь от холодных струй, бегут в укрытие, прикрываются тем, что попало под руку. И только для них все это не имеет значения – они наконец обрели друг друга и никогда больше не отпустят.

В любую эпоху. На