Литвек - электронная библиотека >> Алина Андреевна Верходанова >> Детская литература: прочее и др. >> Послушай, это Жизнь >> страница 21
я остался один на один с Жизнью. С моей Жизнью.


Жизнь


Я хорошо помню январь, долгий, вязкий месяц. И дело даже не в слякоти растаявшего снега, нет, отнюдь. Я помню чувство пустоты, царившее внутри меня весь этот долгий месяц.

Я вдруг увидел свою жизнь в другом свете, хотя и это не совсем верно. Я, наконец, Увидел свою жизнь. И то, что предстало передо мной, было серым и унылым, как пасмурное утро января.

Чего лишился я? Легкости полета? Свободы дыхания? Не думаю. Я открыл глаза, вдохнул полной грудью, расправил крылья и понял, что мне некуда лететь.

Одиноким волком я рыскал по городу в поисках пути, моего пути, но, увы, что-то изменилось в моей картине мироздания: треснуло, рухнуло, исказилось. И мне больше некуда было идти, потому что не ждали, вернее, ждали, но не меня.

Каким я стал? Кем я был? И так ли изменился я? Но я изменился. Или только голос стал тише? Нет, еще взгляд тяжелее, а это уже что-то да значит.

Я думал, искал причины, истоки, предпосылки. Я перечитывал письма Софи, каждый раз спрашивая себя: «А моя жизнь? Что моя жизнь?» И не находил ответа. Я перелистывал чистые страницы почти старинного фолианта и не знал, чем их заполнить. Мне больше нечего было сказать.

И я спрятался. Спрятался надежно. От самого себя. Я окунулся с головой, как в ледяную воду, в то, что привычно называл своей жизнью. В тихое умирание. Изо дня в день.

Это сегодня я размышляю так. Но январь… это был ужасный месяц. Его отголоски до сих пор звучат во мне, когда я остаюсь наедине с воспоминаниями тех вечеров и ночей.

Каждый день, возвращаясь в свою пустую квартиру (потому что даже Кузю я отдал маме), я смотрел в зеркало в прихожей, мысленно снимая маску с лица. Я смотрел себе в глаза, но тут же отводил взгляд. Я не мог быть честен даже с самим собой, ведь иначе пришлось бы признать то, что теперь было очевидным: я не живу. Я доживаю.

Таким был январь. Впрочем, одно событие все же заслуживает особого внимания. Событие это зовут Марина. Однажды я видел ее, случайно. И знаете что? Она была счастлива. На ее лице играла мягкая улыбка, та самая, в которую я влюбился однажды, а я, я видел Софи. Ее черты, ее голос, как вуаль, покрывали чужое лицо. Марина спросила: «Где ты? Ты меня слышишь?» Я вздрогнул и совершенно искренне сказал:

– Я далеко. Прости, я спешу.

Я ворвался в свой дом, как ветер. Пролетая мимо зеркала, отметил улыбку на своем лице, такую печальную, такую честную.

До сих пор наизусть помню каждое слово, которое я написал тогда в своем новом почти старинном фолианте:

«Послушай, это Жизнь! Закрой глаза и послушай: за этим шумом дорог, за криками и воплями улиц я слышу Жизнь, и знаешь, она похожа на биение твоего сердца.

Здравствуй.

Здравствуй, Софи, моя милая. Моя.

Я пишу тебе, чтобы сказать много больше, чем способно передать слово, тысячи слов. Как выразить то, что открылось сегодня, не моему взгляду, но моей душе, такой пустой, такой одинокой?

Я хочу сказать тебе: Прости. Не буду перечислять все, отмечу лишь главное. Прости за то, что я не жил. Как слеп и глуп я был. Глупый мальчишка. Ты права, тысячу раз права.

Откровение всегда приходит к нам внезапно, используя мелкий, ничего не решающий сам по себе повод. Так было со мной.

Пощечиной жизнь ворвалась в мое существование двумя привычными словами: Люблю тебя.

И говорите мне: глупо, безрассудно, бессмысленно. Я не слышу вас.

Ты, моя милая Софи, подарила мне жизнь. Я живу тобой. И не иначе.

Послушай, это Жизнь. Твоя жизнь течет во мне.

                              Алекс Волков».


Последняя


В обнимку с букетом роз я вошел в холл. До торжественной церемонии оставалось не так много времени, и людей было даже больше, чем я ожидал, давно не был на свадьбах.

Олесю я увидел сразу и, сделав шаг навстречу, замер…

Софи. Она стояла рядом. Нет, это не бред сумасшедшего. Она смеялась, она сияла, она была здесь. Легкая, нежная, прекрасная, как утренняя звезда.

И она была Жива, понимаете? Жива! Абсолютно, окончательно и, несомненно, Жива.

И мне было все равно, чья это была злая шутка – жестокая игра в Смерть. Все равно, зачем сегодняшний жених пришел ко мне однажды с потрепанной папкой, таившей душевные переживания Софи. Мне было совсем не интересно, кто и как провернул эту аферу, а впрочем, я, конечно, догадываюсь, что во всем этом замешана девушка в белом, но разве это имеет значение? Однажды все встанет на свои места: письма, фотографии, удивленные лица, но сегодня – не важно, все это не важно…

Ведь она здесь, моя маленькая Софи. Плевать, что она знает о тех месяцах, которые я провел, скорбя об утрате, плевать, знала ли она с самого начала или действительно удивлена, видя меня здесь.

Софи, моя малышка. Моя глупая девочка…

Сердце неровно стучало в висках. Я подошел, пожалуй, слишком близко. Я смотрел в эти глаза, самые дорогие, и видел Жизнь, не мою, не ее, а нашу, слышал ее легкое дыхание. «Нет, теперь уж точно не потеряю», – подумал я. И не сказал ничего, кроме

Здравствуй.