расстояния между зданиями, которые обеспечивали достаточную инсоляцию и проветриваемость квартир (прямой солнечный свет и хорошая вентиляция губительны для туберкулёзной палочки и других опасных инфекций), а также возможность обустройства больших зелёных дворов, создававших здоровый и комфортный микроклимат. Именно поэтому основу жилого фонда Москвы в советское время составляла малоэтажная застройка, утопающая в зелени: свыше 20 тысяч жилых зданий имели этажность от 3 до 5 этажей и лишь 4,5 тысячи от 9 до 22 этажей (https://www.irn.ru/articles/8489.html).

Широкие улицы и проспекты, помимо выполнения функций транспортных артерий, одновременно служили дополнительными коридорами для свободной циркуляции воздушных масс, рассеивавших и нейтрализующих вредные выбросы. Ни о каких плотно стоящих жилых башнях высотой в 25-50 этажей с узкими проездами и дворами-колодцами по принципу "окно в окно" тогда и речи быть не могло, такие "проекты" были бы немедленно расценены как диверсия, а их авторы немедленно причислены к "врагам народа". Те же градостроительные стандарты, разумеется, применялись и при формировании нового облика подмосковных городов: здесь также полностью доминировала разреженная малоэтажная застройка с максимальным озеленением.

Концепция столицы СССР как социалистического "города-сада" в противовес капиталистическому "городу-аду", тотально застроенному железобетонными высотками и задыхающемуся от пробок, стала практическим воплощением идеологии победившего социализма в градостроительной сфере. Лозунг "Москва должна развиваться!" понимался руководством страны и города прежде всего как необходимость создания ещё более здоровой, гармоничной и эпидемиологически безопасной среды, соответствующей самым высоким мировым стандартам. Не случайно Гепланом 1971 года в Москве запрещалось строительство новых промышленных предприятий и предусматривалось дальнейшее увеличение площади парковых и других озеленённых территорий. Как следствие, в 80-е годы Москва достигла оптимального показателя обеспеченности такими территориями, рекомендованного Всемирной организацией здравоохранения (ВОЗ) ООН: 50 кв. метров на человека в границах города и 300 кв. метров на человека в пригороде.

Кроме того, был установлен "потолок" количества постоянно проживающих в столичном регионе, не допускавший ухудшения его образцового санитарно-эпидемиологического статуса: Генпланом 1935 года он был установлен для Москвы в 5 миллионов жителей, для Подмосковья – в 3,5 миллиона (Генплан 1971 года: Москва 7 миллионов жителей, Подмосковье – 5 миллионов). То есть, учитывая специфику главного мегаполиса СССР (его континентальное расположение, исторически сложившуюся радиально-кольцевую структуру, обеспеченность медицинскими, природными, теплоэнергетическими и иными ресурсами) – не более 12 миллионов человек на весь регион в целом.

Также была создана эффективная система раздельного сбора и утилизации бытовых и производственных отходов. Бытовые отходы сортировались ещё на стадии домохозяйств: для пищевых отходов во дворах устанавливались специальные баки, непищевые – бумагу, стеклопосуду, тряпьё, металлы и т.п. – принимали специальные пункты приёма вторсырья, выплачивающие сдатчикам деньги по установленным государством расценкам. То, что не могло быть переработано во вторсырьё, отправлялось в отдельные мусорные баки, также устанавливаемые во дворах. Промышленные отходы строго учитывались и, в зависимости от класса опасности, утилизировались на специализированных предприятиях. То же происходило с медицинскими и биологическими отходами. За несоблюдение правил обращения с такими отходами предусматривалась ответственность вплоть до уголовной. В итоге на подмосковные полигоны вывозился лишь мусор, безопасный для окружающей среды.

Как видим, Москва получила от советских поколений настоящую противоэпидемическую "броню", уникальное по масштабу и сложности санитарно-эпидемиологическое наследие, почти сто лет надёжно защищавшее её от инфекционных угроз. Очевидно также, что в связи с новой мировой эпидемической волной (которая, согласно экспертным прогнозам, только поднимается и продолжится в ещё более опасных для человечества формах) сегодняшнее состояние этого наследия имеет для нас фатальное значение, является в прямом смысле слова вопросом нашей жизни и смерти. Нам всем сейчас, как воздух, нужны его максимально честная ревизия и объективное понимание того, насколько оно и дальше способно нас эффективно спасать и защищать.

Предлагаем провести такую ревизию – хотя бы в самых общих чертах. И заодно дать оценку действиям (или бездействию) должностных лиц, которые уже много лет непосредственно отвечают за его сохранность и поддержание на необходимом функциональном уровне. Это тем более уместно, что мэр Москвы Собянин С.С. и губернатор Московской области Воробьёв А.Ю. с 16 марта 2020 года являются членами Комиссии по борьбе с распространением короновируса (Собянин – в качестве первого зампреда) – то есть, наряду с Президентом и премьер-министром РФ, определяют национальную стратегию России в войне с пандемией и нашу способность ей эффективно противостоять (https://www.interfax.ru/russia/699259).

Глава 2. Разрушение медицинского противоэпидемического щита

Начнём с такой важнейшей составляющей этого санитарно-эпидемиологического наследия, как медицина.

На момент назначения Собянина на должность мэра Москвы (октябрь 2010 года) в столичных стационарах имелись 82 000 бюджетных койко-мест. С апреля 2011 по декабрь 2019 года, в результате инициированной им т.н. "коренной реформы московского здравоохранения" (она же "оптимизация") их количество уменьшилось почти вполовину, т.е. до 46 807 койко-мест – и всё это на фоне взрывного (в 2,4 раза!) увеличения территории Москвы, случившегося по инициативе того же Собянина в июле 2012 года. Соответствующему сокращению подверглись и койко-места в инфекционных стационарах, которые мэрия сочла наименее нужными для города (https://test.gazeta.ru/social/2012/08/15/4727877.shtml). Так, согласно данным Департамента здравоохранения Москвы, только за период с 2011 по 2014 год количество инфекционных коек для взрослых было сокращено в 1,5 раза – с 4617 до 3084. Количество инфекционных коек для детей за этот период было сокращено в 1,6 раза, с 2556 до 1566 (https://tass.ru/obschestvo/2525899). По данным Росстата, общее сокращение числа инфекционных койко-мест в Москве с 2011 по 2019 годы оказалось почти двукратным (в 2011 году их было 4823, в 2018 осталось лишь 2661). Апофеозом "оптимизации" инфекционных стационаров Москвы стали закрытие крупнейшей столичной инфекционной больницы №3 в Курьянове, предназначенной как раз для лечения