расположение городов. Кроме Труа и Сент-Этьена, где и время сошлось.

Опустим для конспективности переживания девушек перед костром и их рассуждения, призванные спасти от панического безумия. Они у всех разные, важны для характеристики героинь и, возможно, интересны в романе, но не в конспекте. Как оказывается потом (спойлер), они не очень надеялись, что их спасут. Августина успела провести в зажжённом костре 2,5 минуты. И хорошо ещё, что дракон прилетел раньше назначенного для казни времени, потому что подожгли тоже раньше. Можно отметить, что у всех мысли перед костром далеки от признательности к инквизиторам и вряд ли способствуют спасению души. И, как они думают, так же обстоит дело со всеми, кто на костёр попадает. Увы, это приходит в голову только когда туда попадёшь.

Почему-то девушки, спасённые определённо одним и тем же драконом, ведь он их всех вместе привёз в замок, совершенно по-разному его описывают.

Дракон, укравший Марту из тюрьмы в Майнце, чёрен, как ночь. Первое, что она увидела, глаз, как у кота, но чуть ли не во все тюремное окошко величиной. Решетку из окошка вынул, подцепив одним черным когтем, прутья согнулись и чуть на коготь не намотались. (Лирическое отступление: история макарон и попытка Марты их самостоятельно изготовить).

Мирей в Труа дракон украл с телеги, на которой её везли на площадь. Налетел сзади, так что она увидела сперва только огромные рачьи клешни синеватого цвета с зазубренными кромками, которые перекусили справа и слева жердь, к которой она была привязана за руки. Мирей показалось, зазубрин на них было по два ряда, и они двигались туда-сюда друг мимо друга, как не бывает не только ни у какого рака, но и люди не придумали таких хитрых пил. Клешни исчезли, и вместо них высунулись руки, как у итальянской марионетки, только огромной, гораздо больше человека. У рук были пальцы, собранные из шаров и цилиндров одинаковой толщины, сверху два пальца, снизу один противостоящий, каждый палец величиной с руку человека. Они были, как и клешни, синевато-стального цвета. Руки и схватили жердь с привязанной к ней Мирей и закинули внутрь как бы маленькой комнаты.

Юлию в Сент-Этьене уже отвязали от телеги и примотали цепями к столбу. Ужасный красный Дракон вылетел из-за храма. Снижался, не маша крыльями. Они были огромные, сделанные как будто из красных сетей. С большими ДЫРКАМИ. Как он мог на них парить? По ним пробегали вроде бы волны. Арбалетчики по нему стреляли, но стрелы пролетали насквозь через дырки в крыльях. Почему-то особенно зловещими казались именно эти дырявые крылья и красный цвет. Дракон вдруг как-то – махнув крылом, что ли – бросил откуда-то взявшуюся здоровенную дубинку. И прямо Палачу по башке! Сел на помост перед Юлией, протянул к ней огромную красную морду. Зубы величиной с кинжалы и слегка просвечивают, как фарфор. Из пасти дым и горячий воздух. Откусил цепи.

Наконец, Августина в Тулузе была уже в зажжённом раньше срока костре. В который дракон плюхнулся брюхом, не боясь огня. Выглядел так: толстые хвост, крылья и лапы, причём крылья формой как у птиц, грязно-белая толстая асбестовая шкура (про асбест бабушка рассказывала), зубы треугольные, острые, челюсть как пила. Выдернул столб, откусил верхний и нижний концы, середину с Августиной закинул… не в пасть, а короб на спине, где уже были три другие.

Марта описывает одного из вынырнувших потом из бассейна драконов – опять другого вида. С перламутровой на вид очень прочной чешуёй. Вряд ли можно мечом, стрелой или копьем пробить или вообще чем-нибудь, что есть у людей. Даже насчет катапульты и кулеврины сильно сомнительно. Разве что каким-нибудь волшебным оружием. Не серебряным – крестик одной из попутчиц ему ничем не повредил, когда она с ним в наспинном коробе была. А там так бросало, что она этим крестиком точно не раз к дракону приложилась. Марта спросила доктора Акона, здешнего хозяина Замка, боятся ли здешние драконы чего-нибудь (перечисление)? Доктор Акон ответил, что нет, это все сказки. Ну, то есть, если треснуть дракона целым толстым осиновым стволом по голове, ему, может, и не поздоровится, но не сильнее, чем если ствол будет другого дерева, например, липовый. То же с прочими материалами: серебром, чесноком и святой водой. И тем более колокольный звон и экзорцизм или любая другая молитва ему не повредят. Беса в нем нет, изгнать не удастся. Здешние говорят, он может много времени подряд выдыхать огонь очень далеко, на расстояние много больше своей длины. И свойство его огня таково, что от него не спасет ни железный доспех, ни мокрые бычьи шкуры, ничего. Даже если их освященной водой намочить. Может, про огонь и врут, но по виду камней, из которых сложен замок, похоже, что они когда-то жидкими были, то есть не совсем жидкими, как вода, а такими, как каша, такие у них плавные края. И на ощупь где гладкие, а где с ямками, такими, какие получаются, если вышедший на поверхность каши пузырек лопнет. Называется этот камень плавленый базальт. И он намного прочнее обычного.

Естественно, адреса у всех разные и общий обратный адрес. Но дата везде 13 апреля, причём письма написаны через день после полёта, так что он состоялся 11 апреля. Если посмотреть соответствующие астрономические таблицы, в них можно найти, что в 1476 году 11 марта было равноденствие. Инквизиторы недаром выбрали этот день. В равноденствие день равен ночи на любой широте по всему меридиану. Следовательно, городское время, которое в Средние века устанавливалось на башенных часах по восходу солнца, одинаково в этот день во всех городах, расположенных на одном меридиане, независимо от того, расположены они на севере или на юге. И по показаниям часов в разных городах можно судить о времени, затраченном на путь между ними.

Хотя дата всех писем 13 апреля, год не все указывают 1476. Мирей пишет MCDLXXV, т.е. 1475. Дело в том, что в разных областях были в то время разные традиции в отношении даты смены года. Спойлер: разногласия в этом вопросе неожиданно окажутся важными.

14. Марта – Маю (в Майнц)

(Для имитации немецкого в письмах Марты всего лишь употребляются обороты с глаголом в конце).

Письмо (в порядке доставки – четвёртое) написано мужу, которого зовут Май. По профессии он бондарь.

Марта признаёт, что муж был прав, предостерегая её против организации кружка из нескольких подруг, в котором они пытались заниматься самообразованием. Она недооценивала опасность этого. Хотя продолжает высказывать феминистские идеи. И не понимает, почему её за это (а то за что бы ещё?) обвинили в ереси. А здесь – занимайся наукой и техникой сколько угодно. Есть даже специальная башня для тянущихся к знаниям. Мужа любит – но как теперь вернуться? Вспоминает