========== Часть 1 ==========

Я ничего не чувствую.

Голова звенит, и уши заложило после взрыва. Весь в копоти и дыму я сидел посреди хаоса, который так старались ликвидировать все, кого можно вызвать, набрав 911. Вокруг люди бегали туда-сюда: спасатели резали дыру в крыше автобуса, полицейские ставили ограждение от зевак и журналистов, которые уже вовсю сверкали вспышками, а медики мигали светоотражающими крестами на спине, склоняясь над очередным раненым.

Я ничего не чувствую.

Даже сквозь вату в ушах я слышал множество сирен со всех сторон, а громче всего — стоны пострадавших. У меня не было хоть капли сочувствия для них, я лишь хотел, чтобы они заткнулись, и не мешали сосредоточиться.

Я ничего не чувствую.

Запястье выгнулось под неестественным углом, и кость торчит наружу. Я прекрасно знал свои повреждения, косолапо отмеченные в карте: перелом левого запястья со смещением, перелом второго, третьего и четвертого пальца левой руки, трещина в шестом ребре справа и множественные ушибы мягких тканей. Я прекрасно помню, как сидел под искусственным оливковым деревом перед ТРЦ и спокойно ждал своей очереди. Почему так?

Я ничего не чувствую.

Расположившись буквально в первом ряду, я даже отвернуться не мог, ведь тело не двигалось, поэтому в деталях видел, как двое парамедиков проводят сердечно-легочную реанимацию моему ровеснику, но безуспешно. Ещё один накладывал окклюзионную повязку омеге с открытым пневмотораксом. Мимо пронесли альфу с ожогами третьей степени. По сравнению с ними, я легко отделался, поэтому вовсе не возражал, что они занимаются не мной.

Но это тогда. Тогда невесть откуда взявшаяся броня защищала меня от боли, страха и паники. Я был спокоен, собран и безразличен ко всему.

Я ничего не…

Первым пришёл ужас. Пришёл, как и всегда теперь, стоило только ощутить зарождающуюся пульсацию в руках, рёбрах и тех мелких порезах по всему телу. Я должен собраться. Должен напомнить себе, как всё было на самом деле. Всё было не так. Это не по-настоящему.

Я ничего…

Мне было так же далеко до того ледяного спокойствия как вплавь до Южного полюса. Пульсация медленно перерастала в тупую боль, обещающую гораздо больше. Времени не просто мало. Его нет вообще. Тело налилось невыносимой тяжестью, а веки не слушались, как бы не хотелось их прикрыть и не видеть рябивший в глазах рубиновый пиджак. Я приказал себе взять себя в руки, но те были сломаны. Я хотел вдохнуть полной грудью, но не мог из-за трещин в рёбрах. Я хотел успокоиться, но сердце начинало стучать всё сильнее, ведь боль постепенно становилась нестерпимой. Из глаз хлынули слёзы, и руки затряслись, но по ощущениям стать хуже уже не могло.

Я…

Я закричал.

Кажется, что агония продолжалась целую вечность, но это неправда. Холодные маленькие руки вытащили меня из кошмара уже через пару минут, как и всегда.

— Мёрфи. Мёрфи! Всё хорошо, это я, всё в порядке!

Всё не было хорошо. Тело ещё плохо слушалось после сна и того парализующего ужаса, поэтому я не смог ни отлепить чужие руки от себя, ни помешать омеге забраться ко мне в постель под одеяло.

— Уйди.

— Никуда не уйду, — ответил Билли и, прижавшись щекой к груди, пробормотал, — сердце колотится как перед инфарктом.

Я вздохнул. Он будто грелся об меня, становясь более тёплым, и руки, совсем недавно напоминавшие ледышки, приобрели обычную температуру. Мой сводный брат умиротворяюще сопел в грудь и успокаивающе гладил по спине. Я понимаю, он пытается помочь, но его запах… Против воли я зарылся лицом в жёсткие платиновые волосы и вдохнул полной грудью. Течка у малого всегда начиналась с самого утра как в институте благородных омежек. Аромат у него был до боли обычным, но жутко сильным, а ещё туда примешивался запах цветочного шампуня и персикового молочка для тела. Слишком приятное знакомое сочетание.

— Уйди, — взмолился я, резко потянув за ткань на спине, но услышал только клацанье кнопок, и вот Билли уже прижимается к груди голыми плечами.

Да что ж за напасть! Сладкий, чистый и невинный запах омеги забивался в ноздри, а после оседал в лёгких. Я бы жизнь отдал, чтобы не дышать этими лупоглазыми ушастыми феромонами. Или лучше, не наслаждаться этим.

— Я никуда не уйду! Мы договаривались, что буду будить и помогать. А ещё ты обещал рассказать, что снится.

— И рассказал — снится авария, в которую попал в прошлом году, — ругался я, пытаясь вклинить руки между ним и собой.

— Я знаю — это ещё не всё! С того момента уже год прошёл, а кошмары начались недавно. Если бы твой папа узнал…

— Нет, — отрезал я и, подняв его подбородок, столкнулся с выпученными малахитовыми глазами, — ты ему не скажешь.

— Но Мёрфи…

— Нет!

— Тебе становится хуже. Я теперь бужу тебя каждый день, а ты просыпаешься в ужасе. Вот даже сейчас ещё трясет!

— Трясет, потому что ты пахнешь и лезешь ко мне в постель! Совсем голову потерял?

— Ой!

Это сработало даже лучше, чем я думал. Билли мигом выскочил из-под одеяла и застегнул кнопки на аквамариновой пижаме с Лило и Стичем. Он зарделся и смотрел в пол, придумывая, что сказать, пока я усиленно и направлено думал: страшилище, страшилище, страшилище. Но как и во сне, мои внушаемые мысли больше не работали. С каждым днём я контролировал себя всё хуже, а броня, которая раньше так хорошо меня защищала, теперь таяла как лёд по весне. И самые ощутимые удары наносило это пугало. Милое, застенчивое и очаровательное пугало с самыми лучшими намерениями.

— Я беспокоюсь о тебе. Очень. Я пытался быть деликатным последние три недели, но это не работает, поэтому скажу прямо. Это нормально быть ненормальным. Нормально — чувствовать себя плохо и обращаться за помощью, когда сам не справляешься. Тебе лучше поговорить со специалистом.

— Поговорю, когда буду готов, — отбрил я и поднялся на ноги, даже не пытаясь скрыть стояк, оттягивающий боксеры, чтобы малой поскорее съебнул и не искушал меня. — Давай на выход.

— Сделай мне кофе, пожалуйста, — попросил он, делая вид, что совсем не замечает оказываемого воздействия, хотя у него даже шея покраснела.

— Сделаю,