Путь императора ҉

Женская красота подобна цветку, который распускаясь, будучи омытым свежей росой, привлекает внимание всех ценителей и любителей собирать букеты благоухающего хрупкого великолепия.

Немало поэтов по всей Поднебесной посвятили свои творения женской красоте. И хотя эти шалуны выражаясь метафорически пытались сокрыть истинный смысл сказанного разного рода цветочками-ягодками, но всем очевидно, что в действительности имелось в виду (не исключено, конечно, что мы заблуждаемся).

Например, Сунь Йинцинь, живший во времена династии Тан, писал:

В ночи распустилась

Тяжёлая влажная красная роза,

Но мне, к сожаленью, увидеть её не дано.

От этого мне остаётся страдать лишь бессильно.

Печаль!

Не менее потрясающее по силе воздействия на читателя стихотворение начертал Синь Цяо, живший во времена династии Сун:

Влажный бутон красной розы

В ночи распустился,

Однако губами ласкать мне его не дано.

Страдаю от этого я невыносимо.

О, горе мне!

Пожалуй, будет оскорблением памяти великого Чэна Гонци, творившего во времена манчжурской династии Цин, последней императорской династии, просуществовавшей до 1912 г., если мы не приведём здесь его великолепного поэтического творения:

Красный влажный цветок,

Чёрной в свете ночном травой окаймлённый,

Во мраке и не видно его -

Как любовь доказать мне свою?

Томленья грустного полон я.

У неосведомлённого читателя возникает вопрос, почему поэт не может доказать свою любовь и полон грустного томления? Ведь такая мелочь, как темнота, обычно не служит препятствием мужчинам для того, чтобы доказать свою любовь, и даже наоборот – способствует совершению самых разнообразных любовных подвигов.

На этот вопрос легко ответить. Известно, что Гонци был тайно влюблён в недосягаемую для простых смертных луноликую императрицу Цы Си, хотя он сам в этом никому не признавался. Тайная любовь его была обнаружена, когда он пытался проникнуть в Пурпурный Запретный Город через Врата Небесной Чистоты, но был подстрелен стражником Запретного Города.

Приведём здесь для лучшего понимания чувств Гонци к императрице последнее записанное им стихотворение:

Наступает осень и журавли летят к югу.

Жизнь моя подобна глиняной чаше для чая,

Близящейся неотвратимо к полу, чтобы разбиться.

Какой-то охранник, подлец косоглазый, меня подстрелил из буцяна¹.

Неужто так и не удастся мне

Прикоснуться к красотам твоим, о, моя Цы…

Вывод о влюблённости в Цы Си, ставшей для Гонци роковой, был сделан из тех простых посылок, что, во-первых, он пытался проникнуть в покои вдовствующей императрицы, а во-вторых, кровью написал на стене, окаймляющей по периметру внутренние покои императорской семьи, слог «Цы…», заканчивающий его незаконченный мадригал, очевидно не успев, умирая, дописать второй слог имени своей возлюбленной.

Некоторые поговаривают, правда, что на самом деле Гонци был влюблён в подтиральщицу императорских задов Цы Хуаши – кривоногое, низкорослое с отвисшими грудями и животом существо, которое хотя формально и относилось к представительницам прекрасного пола, однако в действительности такой представительницей вовсе даже не являлось.

Лично нам всё-таки кажется, что придумка о влюблённости Гонци в Цы Хуаши создана завистниками таланта великого поэта, дабы принизить его личность и заслуги на поэтическом поприще. Само по себе упоминание о любви поэта к простолюдинке не заслуживало бы даже упоминания в летописях Великой империи, поскольку полностью лишено какого бы то ни было налёта романтики.

***

Впрочем, мы отвлёклись от основной темы нашего повествования, хотя отвлечься немудрено, тем более, что она непосредственно связана со взаимоотношениями полов и всем, что из таковых проистекает.

Хотел же рассказать вам, о благосклонные читатели, о том, как последний император династии Цинь, носивший имя Пу, поняв, по-видимому, что численность населения Срединного Царства (Чжун-Го) стремительно снижается, предпринял попытки улучшить демографическую ситуацию, распорядившись выделить каждой семье, в которой появится ребенок, по два мешка риса.

Однако такая мера не оказала должного воздействия на достигшие детородного возраста несознательные слои населения Поднебесной (Тань-Ся). До императора доходили даже слухи, что в отдалённых провинциях простой народ в разговорах между собой ехидно рекомендует «кое-кому» засунуть эти два мешка риса в то место, откуда обычно рис выходит после переработки организмом.

В обоснование своего мнения недовольные подданные императора приводили такие доводы, что, мол, два мешка риса достаточно быстро переработаются в навоз, если рис до этого не сожрут какие-нибудь букашки, а сьяохаймыны, то есть дети, будут висеть на шее родителей до передачи их в хорошие руки и образования ими собственных семей.

Поговаривают, что именно это обстоятельство, то есть неэффективность программы увеличения рождаемости в Поднебесной, вынудило императора Пу лично взяться за улучшение демографической обстановки в стране.

Для того, чтобы гарантировать, что ребенок является никем иным как отпрыском Чжуцзы (он же – Таньцзы), то есть свидетельствовать, что именно императору принадлежит заслуга увеличения численности населения в той или иной провинции, от претендентки на соитие с императором требовалась полная и безоговорочная непорочность.

Злые языки, правда, выдвигают иную версию, объясняющую, почему Пу принял решение взяться за своих юных подданных женского пола. К старости, как утверждается, император стал похотлив неимоверно – ему уже было недостаточно семидесяти трёх штатных наложниц – и, стремясь получить бессмертие от соитий с бесчисленными армадами девственниц, он распорядился каждый месяц пригонять из каждой провинции, коих насчитывалось тогда немногим более восьмидесяти, по сто девиц, выделявшихся своей красотой.

Вначале императорский указ был встречен негодованием среди подданных. Некоторые особи женского пола, дабы не представать перед императором, точнее, не ложиться под него, даже лишали себя девственности самолично или с помощью неравнодушных, готовых прийти на помощь в этом вопросе людей, в основном мужского пола.

Однако через некоторое время слух о