есть ли оно? Как ты его вычислишь, чем измеришь? Порой мне кажется, что его придумали люди прошлого века лишь затем, чтобы было чем обосновать свое существование. – Клайв мотнул головой, будто сбрасывая какое-то наваждение, и пылко продолжил: – А любую эмоцию, какая тебе приглянется, ты сможешь почувствовать, переведя жизнь своего «Стива Твердовски» в настоящую виртуальную, полностью интегрированную со всем городом и миром. Сегодня я, например, ездил в Вену. На старом поезде! Представь, какое это наслаждение!

– А я ездил на настоящем трамвае, смотрел своими глазами на мир и щупал своими руками. Но я к тебе пришел не спорить в очередной раз на эту тему, а поговорить о беде, которая как раз стряслась частично и из-за Стива Твердовски.

– Так, брат, рассказывай! Я весь во внимании.

– Подожди. Хорошо бы подкрепиться. Из-за всей этой истории я толком и не ел сегодня.

– Да? Давай подкрепимся. Пойдем в столовую. – Клайв приподнялся на пару секунд, закашлялся, ноги затряслись, и он тут же опустился в свой облегающий массажный стул. – Хотя ты иди, а я, пожалуй, подъеду: что-то не в форме сегодня бегать, извини.

И его стул, слегка изменив конструкцию, погрузился в едва различимый проём в полу и бесшумно вылетел из комнаты, обогнав и Стива, и еще не успевшую толком раскрыться столовую: стол только-только выезжал из блока в стене. Стив зашел следом и остановился около холодильника, верхняя часть которого сливалась с бирюзовым потолком.

– Что будем заказывать? – спросил Стив, и холодильник ожил, будто проснулся от сна: передняя часть стала кристально-прозрачным сенсорным экраном, в глубине которого, ожидая нужного момента, прятались менюшки по едва ли не всей кухне мира и блюдам, начиная с первого и кончая десертом. Клайв подъехал.

– Как насчет чего-то лёгонького и простенького? Может, суп с фрикадельками, а на второе – утку в собственном соку с печеными яблоками?

– Да, не возражаю, – и Стив дотронулся до экрана, на котором как на параде выстроились изображения различных супов с фрикадельками: казалось, что их запах можно унюхать даже отсюда. Отличались они начинкой и огранкой: одни с зеленью и специями, другие – без ничего, или со сметаной. Сами блюда – настоящий пир для глаза: от праздничных и торжественных до нехитрых повседневных, или рассчитанных на скромный достаток финансовой карты. Наконец, выбор сделан, меню определилось, запрос о подтверждении высветился на экране, в правом нижнем углу ютилась цена заказанных блюд, списываемая со счета Клайва, указанного тут же. Клайв и бровью не повел, чтобы посмотреть, какая именно сумма высветилась. Экран поменялся, отсчитывая те тридцать минут, положенные на приготовление и доставку блюд. Стив оглянулся, желая продолжить разговор, но Клайв уже спал, включив эти полчаса в свой график сна.

Проспал он чуть дольше, так что Стив получил заказанные блюда, открыв холодильник, когда время истекло, появилась надпись «Приятного аппетита!»: на полочке аккуратно стоял обед, почти такой же, как он выглядел на экране. Стив заглянул в зияющую пустоту отверстия, откуда выехала полка с блюдами, – там виднелась шахта с механизмами, лентами, подъемниками, бесшумно уехало вакуумно-гравитационное стекло, в котором находились блюда; отсек разгерметизации закрылся, и задняя стенка холодильника стала непроницаемой.

Обед прошел молча. Стив уплетал за обе щеки вкусную еду, которую приготовил далекий повар, закрепленный за жилым районом возле озера Траунзе. Утка оказалась чуть солоновата, точно подтверждая славу соленых источников за городскими стенами.

– Так что же стряслось? – первым прервал молчание Клайв, сперва кашлянув то ли по привычке, то ли в самом деле из-за болезни горла.

– Неприятная мрачная история, – не спеша пробормотал Стив, – не знаю, как теперь дальше жить. Ты – единственный, с кем могу посоветоваться. Закрутилось всё еще неделю назад где-то, дня за три-четыре, как был у тебя последний раз. Ты же знаешь Томаса?

– Этого полненького пингвинчика? С крючковатым носом и кудрями, свисающими на плечи, как у какого-нибудь старого рокера? Да, помнится, видел, встречал.

– Ну да, только в жизни у него уголки рта перекошены в разные стороны каждый, так что всегда непонятно: то ли он грустит, то ли смеется. Где-то с год, наверное, с ним дружил. Почти с того самого времени, как пришел в компанию, собственно. А что? С незнакомым напарником работать менеджерами по сбыту электроустановочных изделий – тоска зеленая, а вот если он – друг, то другое дело: с ним можно по-дружески обсудить всё, что на душе наболело, всё, что волнует и на какие вопросы не можешь сам найти ответ, – это ли не здорово?

– Не знаю, Стив… зачем что-то искать? Да ладно. И что же?

– А то! Неделю назад узнаю вдруг, что он… того… что у него свидания идут с одним парнем из нашей компании по имени… А, да черт с ним! Забыл, как его зовут. Я-то думал, что он – ненормальный, не такой как все, что он из меньшинства, и с ним потому дружил. Думал, что он будет давать жизнь новым людям, когда придет срок, встретит когда-нибудь свою мечту, прелестную деву, – лицо у Стива на миг просветлело, стало восторженно-поэтическим, глаза устремились на бирюзовый потолок, который на такие мечтательные мысли не наводил Клайва.

– Да, Стив. Тут я с тобой не могу не согласиться: эти «нормальные» – такая гадость, что аж мерзко становится, спасибо нашим родителям за воспитание! Как они там, кстати, поживают?

– Плохо, Клайв, плохо. В «комнатах для уходящих» разве можно хорошо жить, особенно, если сын материально не поддерживает? – в это время Клайв что-то забубнил на программистском языке, и Стив, так ничего не поняв, продолжил. – Всю эту неделю, помимо воли, в общем-то, сторонился, не заговаривал с ним; глаза косятся сами по себе, а смотреть тошно. А на днях так ему и сказал об этом, что «дружба окончена, не могу, мол, с тобой общаться, будут лишь чисто рабочие отношения у нас». Он весь побагровел, как клен осенний сейчас за окном, и демонстративно развернулся ко мне спиной. Разрыдался он, что ли, – я так и не понял. Тридцать шесть лет, а как мальчик взял и убежал. Вчера вечером же гуляю в соцсети, на окраинах, как обычно, не заходя в «Эко-общество» даже как гость; вижу – он идет! Ну и вырвалось у меня невольно это самое «дружба окончена». И в каком-то забытьи пошел спать. Утром, только на работе узнал, что система удалила его из «списка друзей», выполнив таким образом мое желание, и этот статус, естественно, как волна прошелся по всей компании. Почему все смотрели на меня как-то странно-боязливо, с оттенком грусти, узнал лишь к обеду. Вызывает меня начальник к себе на ковер. Оказывается: утром Томас был в суде,