Гвозденко Викторовна К точке отсчёта

«и познаете истину, и истина сделает вас свободными»

Евангелие от Иоанна 8 глава, 32 строфа

Сновидение первое

Сколько людей, будто весь город вышел на улицы. Пёстрые шали, яркие шубки, крытые бархатом, парчой и просто крашениной, тулупы – всё мелькает, шумит, толкается. Из подворотни зазывает торговец гречников: «Греш-ш-ники горячие, с пылу-жару». Дюжий мужик со сбитенником в руке, увешенный баранками, снуёт в толпе. Мальчишка в дырявом тулупе и латаных валенках следует по пятам, жадно поглядывая на густую связку.

– Пошёл, – рявкает сбитенщик, отгоняя голодранца.

«Маскерад, маскерад», – гудит улица.

– Это что же за Минерва таковская? – Обращается солидный купец, стоящий у самой обочины, к своему приятелю.

– А кто ж её знает причуда царская. Баба, видно. Теперь все ожидать можно при новой-то правительнице.

«Маскарад «Торжествующая Минерва», первое массовое развлечение императрицы Екатерины II », – проносится в голове Антона. Откуда он это знает, что за Википедия в его голове?

За спинами купцов каменное здание – усадьба Салтыковых – центральная часть, боковые пристройки появятся позже. Мясницкая улица, ставшая благодаря великому Петру одной из главных проезжих в Москве. Минерва – древнегреческая богиня мудрости. Четыре тысячи человек несколько дней разъезжали по московским улицам с аллегорическим представлением для народа.

Толпа засуетилась, пришла в движение, послышались окрики и звук оплеух. Мещане и разночинцы, вжатые в стены, норовили забраться повыше, чтобы не пропустить обещанного зрелища. Наконец на Мясницкую въезжают огромные колесницы, запряженные волами. Перед колесницами проносят первый шест с особым знаком для каждого отделения.

«Момус, пересмешник, древнегреческий бог насмешки и порицания, постоянно ищущий изъяны, знак первого акта уличной пьесы», – ожил голос в голове Антона.

Момус на шесте с куклами и колокольчиками, с подписью «Упражнения для малоумных». Хор комической музыки, исполняемой под литавры, театры кукольщиков, всадники на деревянных конях с погремушками, барабанщики и флейтисты в кольчугах.

«А сейчас, уважаемая публика, вы увидите самого Панталона, пришедшего к нам из итальянской комедии, – над шествием разносится звонкий голос оратора, доносящего до народа замысел устроителей, – смотрите, смотрите, его несут слуги в портшезе. Этот сеньор, хоть и совсем старик, но постоянно влюблен, потому и танцует». При этих словах актёр, изображавший Панталона, спрыгивал на мостовую и устраивал неприличные кривлянья. Публика заходилась в восторге.

– Смотри, смотри, а штаны-то, да такие штаны можно и на избу натянуть.

«Глупый педант, он любит поучать. А вокруг него слуги – шуты да скоморохи». Окружение педанта извивалось и корчилось в ответ на каждую реплику своего господина.

– Всяк должен ходить ногами, а хватать руками, – изрекал научник.

Толпа смеялась, улюлюкала, свистела.

– Это что же за намёки, позволь спросить? – обращался к собеседнику купец. Тот в ответ лишь покачивал головой.

«Этот придира так любит мелочи, что, если, скажем, подать ему не ту миску к обеду, так и кушать не соизволит. Так и помереть с голоду может», – голос ведущего заглушил хохот.

Книгохранительница безумного враля с огромной стопкой книг, Арлекин, Забияка, храбрый дурак, – каждого нового персонажа народ встречал восторженными криками.

Два человека вели быка с рогами, приделанными на груди. Верхом на нем восседал человек с изображением окна напротив сердца. Рядом несли макет вертящегося дома.

«Момус сетовал на богов, зачем вы сотворили быка и так высоко приладили к нему рога? Ему удобнее было бы бодаться, будь эти рога на груди», – объясняли публике.

– Ишь ты, на груди, а есть-то как? – кричали с задних рядов.

«И человек Момусу не понравился. Он решил, что если бы было оконце напротив сердца, то всяк мог бы заглянуть внутрь и понять, какой он на самом деле».

– А что, Аннушка, – крикнул кто-то в толпе, заглянул бы тебе твой муженёк в грудь и разгадал, к кому ты бегаешь ночами.

– Удобно было бы, – комментировали купцы, – сразу видно, обмануть тебя хотят или как.

– Так и тебе бы в сердце-то смотрели…

«А дом не должен стоять, а должен вертеться. Скажем, попался сосед нехороший, так дом и отворотить можно».

Шествие замыкал сам Момус в маске, изображающей насмешку.

Маска стала увеличиваться в размерах, расползаться, пока не закрыла собой шумящую улицу…

Глава 1

Позже он в мельчайших деталях вспоминал день, когда получил известие о таинственном исчезновении Анны Петровны Кислициной –тётки, сестры отца. Реальность проступала неохотно, будто опутанная вязкой топью обречённости. Обречённость, да-да, именно обречённость. Всплывал почему-то разговор с Васильковым за неделю до этого, даже не разговор, а какие-то обрывки, кусочки рваного смысла, никак не желающие связываться в нечто цельное. Мешала чёрная кружка Василькова с дымящимся кофе, выписывающая пируэты перед самым лицом Антона Кислицина. Страх быть облитым кипятком возникал, как только он пытался вспомнить аргументы коллеги.

Вираж чёрного пятна.

– Кому нужны твои разработки, ты, что, совсем ничего не понимаешь? Смотри, это мы, – Васильков нарисовал в центре листа какой-то неровный овал. Он тогда еще подумал, что по рисованию Васильков явно не успевал в школе – наша ниша. Ни больше, ни меньше. Мы встроены в систему, соединены множеством ниточек с поставщиками-потребителями, конкурентами, со всеми, кто позволяет нам существовать, – от овала расползались нити-щупальца.

– Но рентабельность, – слишком робко, чтобы быть услышанным.

Еще вираж дымящейся кружки с явным креном над столом Антона.

– Так и я о рентабельности. Ну, представь себе сад. Мы – одна большая яблоня среди прочих. Ни лучше, ни хуже, плодоносим как все, как все получаем свою порцию воды и удобрений, что там еще требуется? Вдруг мы начинаем активно расти, плодоносить в два, три раза больше остальных. Яблок все больше, мы закрываем кроной свет другим, растет потребление полезных веществ. Наши соседи погибают. Мы освобождаем себе все больше и больше места, вычищая пространство. Наступает момент и любой ветерок ломает наши ветки, а может и полностью ломает ствол.

– Почему?

– Мы сильны спайкой, пойми, встроенностью. Свет распределяется из единого источника, его воля – наше будущее. Но он не только питает, но и сжигает. Не будет соседних деревьев, весь жар нам достанется, – кружка, наконец, приземлилась в самый центр листа, закрыв невзрачный овал.

– Это же бизнес! Он должен работать по