избранного Сталиным и его послушными прихвостнями.
Другой моей помощницей была Великая Отечественная война. Как и всем моим соотечественникам, она принесла мне много тяжелых потерь, духовные и физические страдания. Но в то же время, как я уже признавалась, она явилась огромным облегчением. И хотя наш коварный вождь был мне ненавистен по-прежнему, на сей раз я в полном согласии с ним повторяла слова: «Враг будет разбит. Победа будет за нами».
Не скрою: в душе моей теплилась надежда, что после Победы наступит час гибели кремлевского дракона. И этот час наступил, но только ждать его пришлось еще долгие годы, в которые наш народ был безмолвным свидетелем неправедных судов и тайных расправ, преследований и беззаконий.
Казалось, что Иосиф, предчувствуя свою смерть, во что бы то ни стало стремился догнать и перегнать любимого и потому уничтоженного им Адольфа. Об этом свидетельствует последний неправедный суд эпохи сталинизма — суд над членами еврейского антифашистского комитета летом 1952 года и так называемое «дело врачей», не получившее запланированного продолжения лишь из-за смерти его вдохновителя.
Так Сталину удалось в какой-то мере, если не перегнать, то в последний момент догнать фюрера на поприще антисемитизма. Этого, пожалуй, не смогут отрицать даже самые ярые почитатели Иосифа Виссарионовича, все силы которого были, как и всегда, направлены на достижение поставленной цели. Не его вина, что он не успел осуществить переселение евреев в лагерные бараки и принять решение об их окончательной ликвидации. Собственная смерть никак не входила в грандиозные планы тирана.
…16 августа 1997 года сосед по дому показал мне «издание Русского национального союза» — увенчанную свастикой газету «Штурмовик» — выпущенное на русском языке в Москве российское продолжение грязной газетенки Юлиуса Штрейхера. Нацистского антисемита № 1 давно уже нет, его повесили в Нюрнберге, а дело его, оказывается, живет в наши дни на московской земле.
Неровен час, сбудутся предсказания Германа Геринга, утешавшего своих сообщников на скамье подсудимых словами: «Останки наши еще поместят в мраморные гробы!». Не знаю, как насчет гробов, но опасность появления на свет этих зловещих близнецов — большевизма и нацизма — слишком велика.
Мне уже слышен стук сапог по брусчатке площадей и бетону стадионов. Я вижу, как выстроились в шеренги юнцы, выбросив вперед руки в традиционном приветствии. Фотография этих юнцов уже помещена в московском «Штурмовике». Не успеем оглянуться, как на трибуне мавзолея появится фюрер-вождь и поведет народ от победы к победе. И никто не спросит, какой ценой придется заплатить народу за очередную авантюру диктатора.
Опасность тоталитаризма реальна. И всё тот же вопрос задаю я себе: почему в России не было Нюрнбергского процесса, почему Коммунистическая партия Советского Союза как организация не была запрещена?
Тогда, в Нюрнберге, Трибунал помимо своей воли, не желая того, не ставя перед собою такой задачи, вскрыл родство двух партий: НСДАП и ВКП(б) — КПСС, действовавших как единственные правящие партии в условиях диктатуры. Именно последний фактор оказался несовместимым с осуществлением миролюбивых и человечных идей, которыми была до отказа насыщена программа Коммунистической партии Советского Союза и о которых нет и помину в программе НСДАП.
Но если нацисты выполняли свою античеловеческую программу, то большевики использовали свою для пропагандистских целей и беспардонного обмана своего народа. В этом состоит различие двух политических организаций. Однако это различие не влияло на результаты деятельности диктаторов и рабски преданных им партийных заправил всех рангов от имперского партруководителя до блоклейтера и от члена политбюро до секретаря партбюро.
Международный трибунал в Нюрнберге впервые в истории осудил систему, созданную тоталитарным государством для достижения преступных целей. Он осудил ее главное звено — нацистскую партию и руководителей системы за совершенные ими конкретные, доказанные судом преступления, которые человечество не может и не должно прощать никому, если не хочет утратить подобие Божье.
И еще раз подчеркиваю, что Трибунал исключил своим приговором возможность осуждения людей без суда и следствия, в частности осуждения рядовых членов нацистской партии, не совершивших преступлений.
Таково мое восприятие одного из главных событий уходящего века. И тогда, когда я возвращалась домой в Москву, и теперь, через пятьдесят лет после завершения процесса, я не испытываю чувства стыда за то, что была скромным участником этого события. Меня не мучает совесть. Но она упрекает меня за другое — зато, чему я была свидетелем на моей Родине.
У меня не было тогда и нет теперь ответа на вопрос: как мы могли допустить существование диктатуры в нашей стране и почему миллионы граждан нашей страны безропотно, а многие даже охотно покорились ей и стали ее рабами.
Чувствуя бессилие свое, я обращаюсь к Господу и повторяю слова Иоанна Златоуста: «Господи, аз яко человек, согреших. Ты же, яко Бог щедр, помилуй мя, видя немощь души моея. Господи, в покаянии прими мя».
…И последние часы и километры пути пролетают передо мной. Скоро-скоро, мои дорогие, любимые, я обниму вас.