Анна Фурман Кареглазая девчонка

Она почувствовала настырный взгляд и наконец обернулась. Голубые. Светло-голубые. Невероятно чистые, без примесей зеленого или золотого. Так за каким чертом ей понадобилось гонять «Кареглазую Девчонку» на повторе раз эдак десять? Как говорится: «Чужая душа – потемки»? И где же потемки, если все написано на лице? Впрочем, не время заниматься физиогномикой. Времени вообще мало.

Бар «Вялый одуван» почти опустел. Иначе кто-то давно бы выкинул музыкальный автомат вместе с девицей в окно. Ганс не знал, что было большей насмешкой – часы на стене за барной стойкой или эта песня. И то и другое – проростки жизни, кишащей снаружи, издевательски близкой, но далекой для тех, кто волею судеб оказался сегодня в «Вялом одуване».

Бар на посошок. Бар перед смертью. Бар двадцать четыре часа. Последнее пристанище. Голубоглазая девица подсела к Гансу, решив, что терять уже нечего. Парень был недурен собой и явно разглядывал ее, так почему бы не поразвлечься прежде, чем уйти в небытие. Хороший секс в конце пути еще никому не повредил. А в том, что он будет хорошим, девица не сомневалась. Разве бывает плохо в последний раз?

– Кэссиди, – она протянула Гансу бледную руку, на запястье болтались браслеты с хиппарской символикой. Довольно нелепо, учитывая антураж.

– Кэсси? – усмехнулся Ганс, касаясь тонкой, на удивление теплой и нежной кожи.

– Кэссиди, ради всего святого. Хватит с меня Кэсси, – она беззастенчиво отхлебнула из стакана Ганса и поморщилась: виски безо льда и колы – отвратительный напиток. – Ну и дрянь. У тебя сколько?

Она тут же вытянула вторую руку, демонстрируя новому знакомцу циферблат с обратным отсчетом: 16:24:42.

Ганс невольно поднял брови, но ничего не сказал, только закатал рукав на левой руке в качестве ответной любезности: 04:08:15. Девчонка зажмурилась и покачала головой.

– Ганс, – представился он.

– Уйдем отсюда? Так ведь это происходит? – Кэссиди вмиг стала похожа на хитрую лисицу: лицо ее будто вытянулось и порыжело. Она только и ждала момента похулиганить.

– Что «это»? – Ганс не разделял энтузиазма девицы.

– Люди приходят в «Вялый одуван», знакомятся и спят друг с другом. Как называется гостиница в конце улицы?

– «Ричмонд».

– Ри-и-ичмонд, – повторила Кэссиди, растягивая слово, – вот ведь… значит, только барам дают идиотские названия? «Пьяный Павиан», «Грязный Билли», «Вялый одуван». Несправедливо.

– Разве? – Ганс подпер подбородок кулаком. – По крайней мере, в названиях баров больше жизни. Иронии. Типа того.

– Я не думала об этом. Так что? В «Ричмонд»? – девчонка была настойчива, хотя и не уверена в том, что Ганс согласится.

– Да, – стало для нее неожиданностью.

Он бросил на стол пару монет. Бар считался благотворительным проектом и держался на выручке из музыкального автомата. Кэссиди и дурацкий фолк явно сделали заведению кассу за вечер, но Ганс не мог уйти просто так. Виски здесь, на его вкус, был отменным. Циферблат на руке мужчины тихо щелкнул, добавив минуту жизни за щедрость.

Вена на ее тощей шее выглядела на удивление соблазнительно. У Ганса промелькнула мысль о вампирах и о том, что сам он не прочь впиться в нее и высосать немного жизни, тепла и хрупкости. Его губы явственно ощущали пульсацию. Пальцы перебирали мягкие волосы на затылке у Кэссиди. И если волосы пахли ромашкой, то сама Кэссиди – дождем. Казалось, стоит ей сбросить с себя последнее тряпье, как она растворится, утечет сквозь матрас, оставив Гансу только сырую простынь, запах и память о желании впиться в синюю вену. Кэссиди забралась ему на колени и принялась елозить задом туда-сюда, придвигаясь ближе. Так близко, насколько это возможно.

Ганс опустился губами на ее ключицу и, придерживая за талию одной рукой, второй залез под юбку, проник внутрь. Почти горячо и уже влажно. Кэссиди прерывисто втянула струйку воздуха и запрокинула голову. Она стонала не напоказ, как обреченная исполнять долг жена, а просто наслаждалась моментом. Ганс знал это. Ощущал интуитивно. Его палец скользил, следуя за движениями Кэссиди. Сначала один, потом второй. Ганс нащупал чувствительную точку и надавил, рисуя часовую стрелку. Неосознанно-иронично. Жар плоти, прохлада воздуха, запах пота и острое напряжение в секундной тишине. Девица кончила, съежилась, а после уткнулась Гансу в плечо. Он ощутил пульсацию ее тела: пальцем под юбкой и губами на шее. Ночь только началась и у них оставалось еще три часа.

Счетчик Ганса показывал ровно час, когда Кэссиди обессиленно откинулась на подушку, украсив пространство вокруг головы ореолом медных волос. Мужчина подошел к окну, отдернул занавеску: почти стемнело. Прислушался: за стенкой – тишина, сегодня они здесь одни. Самое время.

Ганс натянул джинсы и достал из внутреннего кармана куртки пистолет. Кэссиди распахнула свои дивные голубые глаза и с трудом поймала в фокус дуло, направленное на нее. Забавно, как быстро мир сжался вокруг этого дула. Будто белая-белая стена и замочная скважина в центре. Скважина, через которую вот-вот прорвется смерть вместе с порохом. Ужасно не хотелось пачкать красивые простыни еще и мозгами.

– Он сказал мне, что ты частенько торчишь в «Вялом одуване». Но всегда находишь способ продлить себе жизнь. Как? Спишь с несчастными в благотворительных целях?

– Почти. Ты не смотришь фильмов, да? Ошибка номер два, Ганс: если хочешь убить – не болтай, – она подалась вперед и села, опершись о подушки. Почти красивая. Волосы, кожа, глаза – неповторимый контраст. Кэссиди не удосужилась прикрыться, но едва ли ее грудь могла отвлечь наемного убийцу.

– Не знаю, чем ты насолила Карлу, но он обещал хорошо заплатить, – Ганс облизал губу, но рука его не дрогнула ни на секунду.

– Твоим близким? Жене? Детишкам? Скажи, мне интересно. Излей душу. Ты ведь понимаешь, что у тебя не останется и часа, как только мои внутренности разлетятся по стене.

Ганс снова облизал губы. Его взгляд мог бы удержать на месте не хуже пистолета. Только сейчас Кэссиди заметила, какие красивые у него глаза.

– Сестра. Морин. Она хороший человек. В отличие от меня.

– С чего ты взял? И с чего ты взял, что ей будет лучше без тебя? – Кэссиди усмехнулась и потянулась к своей жилетке на полу. – Позволишь закурить напоследок?

Ганс кивнул, не сводя с девицы прицела. Она подцепила сигарету и затянулась, сомкнув веки.

– Ответь, – его голос чуть смягчился, по крайней мере, Кэссиди так показалось, – почему «Кареглазая Девчонка»?

Кэссиди нарочито выпустила дым в сторону дула и расплылась в улыбке человека, который нюхает в поле ромашки, а не висит на волоске от смерти.

– Ты не первый, кто пытается. Разумеется,