будет связь-то по всей долине. В общем, важнецкое дело! Хех!

Славик растерялся, двинулся было удержать старика за плечо, да смысла нет. Погрустнел и стал выглядеть младше своих лет:

– Захарыч! Так это ж по пути! Давай я с тобой пойду, и петли проверим, и тебе не скучно будет одному! Да и безопаснее – так далеко в одиночку никто не ходит.

– Никто, – Захарыч уже снарядился и теперь паренек его задерживал. – И я не один: ко мне приставили двоих охранников. Все по чину. Хех…

Быстрым шагом «спец» направился к подъему на второй этаж, Славик не отставал:

– Захарыч, у меня выходной сегодня! Когда я еще буду свободен? Опять пахота на «Четверке». И, ты сам говорил, солнце нужно хоть какое-то, – паренек пытался разжалобить своего «важнецкого» друга, старик то улыбался и придумывал отговорки, то хмурился, напускал сердитость и ворчал. Но Славик не отставал. Так и дошли до Первого яруса, а там и поднялись на поверхность, пройдя пропускную зону.

– Все, дальше нельзя! Ты остаешься здесь, – строго отрезал Валентин Захарыч. Двое охранников в затертых ситцевых маскхалатах поверх тулупов уже ждали мастера. Славик не отчаивался. Но за пределы охраняемой входной площадки, «огороженной» штабелями трухлявых сосновых бревен, пустить ребенка, которому все равно придется возвращаться, Захарыч попросту не имел права:

– Ты пойми, это не игрушки. В такое время живем… – он не знал, какой еще подобрать убедительный довод. – И, кстати, вышка связи – объект режимный. Туда только кто с допуском-то. Так что, и рад бы, да не положено. Это вопросы к начальствам, сам понимаешь.

Славик сдался, понурился. Долго смотрел вслед уходящим мужикам, мягко исчезающим в серых утренних сумерках. Скучающе пошуршал варежкой о торец бревна, торчащего из штабеля. Постоял еще, будто надеялся, что Захарыч передумает и вернется, плавно развернулся, сделал пару нерешительных шагов. Остановился и погрузился в раздумья. Выглянул из-за стопки бревен – входная охрана его не видит.

– Ну, ладно! – пробормотал он сам себе. – Вот и увидите все, что я уже не мальчик. Охотиться я могу и сам.

Он обошел штабеля так, чтобы его не заметили с пропускного пункта, скользнул вдоль снежных насыпей, оставленных от расчистки площадки, и вышел на дорогу. Свежего снега выпало немного, путь легкий. Утренние сумерки сменятся серым солнечным светом, а там полдень – светло, как во сне. Впереди весь день, пусть сумрачный и короткий, но весь целиком.

Дорогу Славик знал: каждое лето Захарыч таскал его в эти места – обучал премудростям выживания.

На полпути с накатанной дороги пришлось свернуть к целине, движение замедлилось и увязло, стало тяжелым: ноги тонули в снегу. Только через час мальчик оказался у знакомых западных скал. Передохнул на корточках, расчехлил копье – здесь места опасные, можно уже и по-взрослому снарядиться. Встал на ноги, посек острием орудия снег – хорошая вещь. Не арбалет, но…

Что ж, пора в путь. Охотник всмотрелся вдаль: там, в сизой пелене вечно-морозного пространства высились черные клыки скал. Туда и дорога.

Шумно выдохнул, перехватил копье поудобнее, постоял еще, ухватившись рукой за выступ рыжей скалы, знакомой с детства, как за спасительный родной берег. Решился, пошел.

Продвижение давалось нелегко – витиеватый путь юлил к плавному подъему. Камни попадались чаще, загромождали, навязывали обходы, удлиняли тропу. Наконец, желтый песчаник сменился коричневатым, затем темно-коричневым, и вот – верный признак – вокруг скалы из почти черной породы. Здесь каменная хребтина расступалась, открывался свободный проход метров сорок шириной.

По единственному, непонятно как сюда попавшему, красновато-рыжему валуну Славик нашел «передышку» – небольшую выемку в стене, здесь они с Захарычем отдыхали. Удобное местечко – расщелина с трех сторон закрывала путников от ветра и, как говорил Захарыч, от опасности. Мальчик огляделся, потом еще раз, но медленнее и пристальнее. Никого. Только ветер заупокойно причитал в скальной верхушке.

Пещерка успокаивала, отсюда мир походил на картинку в искореженной раме. Славик сбросил рюкзак, вынул маманькины сушеные грибы в холстяном мешочке и вяленые рыбьи головы. Мягких частей рыбы они с мамой не ели – слишком дорого. Зато «головешки» с голоду научились есть без остатка. Перекусил. Пора идти дальше.

Широкий проход в скалах вел наверх, когда-то там стоял сосновый лес. Теперь его в полвысоты заснежило, и деревья превратились в иссохшие, исчерненные временем костистые руки, тянущиеся из-под земли к мертвому серому небу. Вкупе с чернью скальной породы и темными пятнами пролысин в снегу, выметенных ветрами до чернозема, этот мертвый лес всегда подавлял своей мрачностью. Не зря его называли Черным местом.

Молодой охотник продолжил путь, медленно и пристально озираясь, он, казалось, пугал сам себя своими страхами. Через полчаса добрался до первой пары петель. Нет зайца. Постоял, прислушался. Вздрогнул, пугливо обернулся, выставив отточенное копье. Никого. Послышалось? Ветер поземью мел снег, шипя и шурша, будто шептал о чем-то неведомом.

Мальчик присмирил дыхание, накрепко сжал древко копья, двинулся дальше. Вторая пара петель порадовала уловом: в одной из ловушек красовался взрослый заяц килограмма на три. Его выдавленные удушьем глаза казались разумными. Славик огляделся, вслушался в движущийся воздух. Никого. Середина дня затуманилась, видимость упала.

Присев для надежности спиной к валуну и, то и дело поглядывая по сторонам, мальчик принялся выпутывать трофей. Снял рюкзак, вынул льняной мешок, сунул в него зайца. Замер, прислушался. Порывы ветра сбивали с верхушек сушняка мелкие веточки. Упаковал поклажу, натянул рюкзак, связал лямки на груди, поправил петли. Теперь идти будет тяжелее.

Третья пара капканов была пуста. В одну из петель заяц попался, но смог вырваться – лопнул тонковатый тросик. Ну что ж, теперь вон из этого Мертвого леса.

Обратный путь спускался под гору, дело шло быстрее. Но поворачиваться спиной к Черному месту… Лучше бы его назвали как-то по-другому. Славик останавливался, всматривался в мутную пелену, вылавливал звуки из общего плывущего потока. А их было так много…

До края «леса» он добрался шустро, но взмок, выдохся, и бремя усталости навалилось на его отдавленные тяжестью вещмешка плечи. Охотник остановился, воткнул копье в снег, осмотрел и поправил лямки снаряжение. Напряженное созерцание окружающего смешало все в разнородное месиво – звуки, тени, образы явные и вымышленные. Вот опять: краем зрения Славик уловил мнимое движение, будто кто-то за ним шел. Он схватил копье и попятился к скале, замотал головой, выпученно зыркая по