села рядом тихо, меха, сороку сняла и начала речь сладким голосом:
– Настасья, сестрёнка милая, ты тут сидишь, а там, над Иртышём бой с Василисой Микулишной и Ставром Годиновичем за дело правое святое идёт…
Настасья угрюмо от сестры отвернулась и ответила:
– А мне-то что? Ты что мной командовать пришла? Ты не знаешь жизни, балованная боярышня, сначала отец наш тебя больше жизни любил, баловал, как царевну, потом из-за аленького цветочка ты замуж так удачно вышла, муж твой богат, ласков, балует, наряжает в драгоценности и меха, как сыр в масле всю жизнь катаешься! Что ты мне, повидавшей всю жестокость жизни, можешь сказать?
Покачала Людмила головушкой, светлую пшеничную косу откинула назад, жемчуга, драгоценности поправила и с печалью в небесно-голубых глазах глаголила: – Настасья, ты права лишь отчасти. Да, Господь всегда ко мне милостив был, батюшка наш, купец Микула, всех дочерей своих любил и баловал, а меня особо обожал, потому что и нравом я кротче, ласковее, добрее была, и на маму нашу красотой девичьей похожа. Потом, действительно, из-за цветочка аленького попала я к своему мужу, знатному богатому боярину, у которого такая любящая нежная душа, из которого такой заботливый щедрый на подарки и нежность муж получился. Но ты думаешь, что я никогда не страдала, не боялась? Мне было очень страшно ехать к чудовищу, до дрожи, и отца жалко покидать, но я поехала, рыдая, чтобы батюшке жизнь спасти. А затем, когда мы с чудовищем полюбили друг друга, а я нашла его бездыханным, мне легко было? Нет! Я рыдала, кричала от ужаса, сознание потеряла, пришла в себя уже, когда очнулась в своей золочёной хрустальной светлице, а мой любимый предстал предо мной не в обличии чудовища безобразного, а в своём виде, молодого и распрекрасного боярина, и замуж меня позвал… Настасья села рядом с младшей сестрой серые очи в пол опустила и тихо уточнила: – Ну, да, я всё понимаю, ты счастье своё заслужила, отец тебя не зря любил, ты всегда и умнее, и благочестивее нас была, но разве это меняет что-то в моей судьбе? Ты же знаешь, как Василиса издевалась надо мной, как отец наш ко Господу отошёл, что я её не люблю, ни сражаться, ни дружить не хочу, вообще, не хочу, видится даже… – Да, Настасья, тебе очень не повезло, что ты в её когтях оказалась, до кончины батюшки нашего не успела замуж выйти, и потрепала тебе здоровье и нервы Василиса, но ты думаешь, что она со мной, если бы я дома, а не при муже далеко была, вела себя? Нет, ещё хуже бы издевалась и била! Она нас люто терпеть не может, а знаешь почему? Потому что она неродная ни матушке, ни батюшке купцу Микуле, ни нам с тобой! Ты на отца похожа, я – на маму, а Василиса в кого ты думаешь такая загорелая с темными косами? Да её просто цыгане под дверь подкинули, а наши батюшка и матушка по доброте христианской её взяли, и Василиса знает об этом прекрасно! Не сестра она нам никакая! Так что же ты, Настасья, будешь в этой лачуге всю жизнь сидеть? Ведь, если Василиса Микулишна царицей станет, ты вообще не выйдешь отсюда, так она тебя затравит! Так уже, наконец, возьми жизнь свою в собственные руки, иди сражаться! Тут Настасья как в полный рост встала, очами серыми сверкнула, повязку бисерную цветочную сняла, на пол бросила, косы светло-русые поправила и с царской осанкой изрекла: – Благодарю тебя, Людмилушка, сестрёнка, отрыла ты мне глаза, вдохнула в меня силушку богатырскую! Пойду в бой святой за Абалак! Подай-ка мне одежды парчовые, венец с самоцветами, кольчугу, золотой щит и меч мой. И, самое главное, возьми ушат, сходи за святой водой в церковь, мне нужно три ушата святой воды выпить… Людмила нежно улыбнулась и ответила: – Сделаю, сестрёнка…
… Снарядили Настасью, выпила Настасья Микулишна три ушата святой воды и пошла к обрыву на Иртышём, золотом, парчой и булатом на солнце на морозе сверкая… … А тем временем на обрыве давно бой идёт, тяжело идёт, Все жители Абалака молятся, крестятся, волнуются, Василиса Премудрая чуть сознание не теряет, еле дышит от волнения. Светлана, Добрыня Никитич, Илья Муромец и Алёша Попович бьются со Ставром и Василисой Микулишной тщетно: побеждают те, уже раненая в плечо Светлана на снег упала, глаза свои светло-зелёные закрыла…
Смеются Ставр с женой: – Что, кишка тонка с нами тягаться? Не надейся Илья, не будешь всё равно ты с Василисой Премудрой править, а мы будем! А ты, Алёшка, бросай меч, да неси жену к лекарям, чтобы рану ей обработали, перевязали, а то погибнет ненаглядная твоя! Василиса Премудрая плачет горючими слезами, русалочка Улита и Снегурочка ручками лица закрыли от страха… … Тут земля задрожала и появилась Настасья во всей своей девичьей и богатырской красоте, да как крикнула со всей силы: – Сестра, оставь их в покое, идите вместе со Ставром Годиновичем ко мне!!! Счёты свести нужно!!! – а потом Настасья с улыбкой повернулась к Светлане, которая так была ошарашена, что сквозь боль от раны смотрит на Настасью и диву даётся, и ласково говорит – Не бойся, выпила я три ушата святой воды, непобедима я, так что полетят оба в Иртыш и глазом не успеют моргнуть…
Тут все Настасье зааплодировали, обрадовались, ликуют… Василиса Микулишна стоит с ужасом на загорелом лице, в косы тёмно-русые вцепилась и в панике тараторит мужу: – Ставр! Ставр, что делать будем?!! Как спасаться?!! Ставр Годинович же от испуга пригнулся, уже не кажется таким великаном, как Голиаф, бороду потеребил нервно и ответил: – Ну, жена, это твоя сестра, это ваши семейные разборки, я тут причём? Разбирайся сама… – Ставр!!! Она же меня прибьёт о злости за то, что я с ней в когда-то по-хамски обращалась! – с дрожью говорит Василиса Микулишна. – Ну, жена, в этом ты уж сама виновата, что в раздоре с сестрой такой сильной, надо было об этом раньше думать… А Настасья меч достала, подлетела к Ставру с женой, стала сражаться в бою честном на обрыве и приговаривать: – Это за то, что вы с Абалаком чуть не сделали, это за то, что всех добрых жителей его обидели, это за рану Светланы, это за слёзы царицы Василисы Премудрой, а это, сестра, за все издевательства твои надо мной! … Ставр и Василиса Микулишна отступают, отступают, пытаются победить, а не могут, и мечи, и копья их только так от ударов Настасьи ломаются… … Посмотрели Ставр с женой и ужаснулись: отступать некуда больше, сзади только конец обрыва, да лёд Иртыша. Бросили Василиса Микулишна и Ставр Годинович последние мечи, упали перед Настасьей на колени, зарыдали: – Пощади нас, Настасья, прости, не добивай, умоляем… Настасья меч с щитом убрала, верёвки достала и связала их со словами: – Что ж, губить вас никто не собирался, но теперь вы точно никому зла не причините в
Покачала Людмила головушкой, светлую пшеничную косу откинула назад, жемчуга, драгоценности поправила и с печалью в небесно-голубых глазах глаголила: – Настасья, ты права лишь отчасти. Да, Господь всегда ко мне милостив был, батюшка наш, купец Микула, всех дочерей своих любил и баловал, а меня особо обожал, потому что и нравом я кротче, ласковее, добрее была, и на маму нашу красотой девичьей похожа. Потом, действительно, из-за цветочка аленького попала я к своему мужу, знатному богатому боярину, у которого такая любящая нежная душа, из которого такой заботливый щедрый на подарки и нежность муж получился. Но ты думаешь, что я никогда не страдала, не боялась? Мне было очень страшно ехать к чудовищу, до дрожи, и отца жалко покидать, но я поехала, рыдая, чтобы батюшке жизнь спасти. А затем, когда мы с чудовищем полюбили друг друга, а я нашла его бездыханным, мне легко было? Нет! Я рыдала, кричала от ужаса, сознание потеряла, пришла в себя уже, когда очнулась в своей золочёной хрустальной светлице, а мой любимый предстал предо мной не в обличии чудовища безобразного, а в своём виде, молодого и распрекрасного боярина, и замуж меня позвал… Настасья села рядом с младшей сестрой серые очи в пол опустила и тихо уточнила: – Ну, да, я всё понимаю, ты счастье своё заслужила, отец тебя не зря любил, ты всегда и умнее, и благочестивее нас была, но разве это меняет что-то в моей судьбе? Ты же знаешь, как Василиса издевалась надо мной, как отец наш ко Господу отошёл, что я её не люблю, ни сражаться, ни дружить не хочу, вообще, не хочу, видится даже… – Да, Настасья, тебе очень не повезло, что ты в её когтях оказалась, до кончины батюшки нашего не успела замуж выйти, и потрепала тебе здоровье и нервы Василиса, но ты думаешь, что она со мной, если бы я дома, а не при муже далеко была, вела себя? Нет, ещё хуже бы издевалась и била! Она нас люто терпеть не может, а знаешь почему? Потому что она неродная ни матушке, ни батюшке купцу Микуле, ни нам с тобой! Ты на отца похожа, я – на маму, а Василиса в кого ты думаешь такая загорелая с темными косами? Да её просто цыгане под дверь подкинули, а наши батюшка и матушка по доброте христианской её взяли, и Василиса знает об этом прекрасно! Не сестра она нам никакая! Так что же ты, Настасья, будешь в этой лачуге всю жизнь сидеть? Ведь, если Василиса Микулишна царицей станет, ты вообще не выйдешь отсюда, так она тебя затравит! Так уже, наконец, возьми жизнь свою в собственные руки, иди сражаться! Тут Настасья как в полный рост встала, очами серыми сверкнула, повязку бисерную цветочную сняла, на пол бросила, косы светло-русые поправила и с царской осанкой изрекла: – Благодарю тебя, Людмилушка, сестрёнка, отрыла ты мне глаза, вдохнула в меня силушку богатырскую! Пойду в бой святой за Абалак! Подай-ка мне одежды парчовые, венец с самоцветами, кольчугу, золотой щит и меч мой. И, самое главное, возьми ушат, сходи за святой водой в церковь, мне нужно три ушата святой воды выпить… Людмила нежно улыбнулась и ответила: – Сделаю, сестрёнка…
… Снарядили Настасью, выпила Настасья Микулишна три ушата святой воды и пошла к обрыву на Иртышём, золотом, парчой и булатом на солнце на морозе сверкая… … А тем временем на обрыве давно бой идёт, тяжело идёт, Все жители Абалака молятся, крестятся, волнуются, Василиса Премудрая чуть сознание не теряет, еле дышит от волнения. Светлана, Добрыня Никитич, Илья Муромец и Алёша Попович бьются со Ставром и Василисой Микулишной тщетно: побеждают те, уже раненая в плечо Светлана на снег упала, глаза свои светло-зелёные закрыла…
Смеются Ставр с женой: – Что, кишка тонка с нами тягаться? Не надейся Илья, не будешь всё равно ты с Василисой Премудрой править, а мы будем! А ты, Алёшка, бросай меч, да неси жену к лекарям, чтобы рану ей обработали, перевязали, а то погибнет ненаглядная твоя! Василиса Премудрая плачет горючими слезами, русалочка Улита и Снегурочка ручками лица закрыли от страха… … Тут земля задрожала и появилась Настасья во всей своей девичьей и богатырской красоте, да как крикнула со всей силы: – Сестра, оставь их в покое, идите вместе со Ставром Годиновичем ко мне!!! Счёты свести нужно!!! – а потом Настасья с улыбкой повернулась к Светлане, которая так была ошарашена, что сквозь боль от раны смотрит на Настасью и диву даётся, и ласково говорит – Не бойся, выпила я три ушата святой воды, непобедима я, так что полетят оба в Иртыш и глазом не успеют моргнуть…
Тут все Настасье зааплодировали, обрадовались, ликуют… Василиса Микулишна стоит с ужасом на загорелом лице, в косы тёмно-русые вцепилась и в панике тараторит мужу: – Ставр! Ставр, что делать будем?!! Как спасаться?!! Ставр Годинович же от испуга пригнулся, уже не кажется таким великаном, как Голиаф, бороду потеребил нервно и ответил: – Ну, жена, это твоя сестра, это ваши семейные разборки, я тут причём? Разбирайся сама… – Ставр!!! Она же меня прибьёт о злости за то, что я с ней в когда-то по-хамски обращалась! – с дрожью говорит Василиса Микулишна. – Ну, жена, в этом ты уж сама виновата, что в раздоре с сестрой такой сильной, надо было об этом раньше думать… А Настасья меч достала, подлетела к Ставру с женой, стала сражаться в бою честном на обрыве и приговаривать: – Это за то, что вы с Абалаком чуть не сделали, это за то, что всех добрых жителей его обидели, это за рану Светланы, это за слёзы царицы Василисы Премудрой, а это, сестра, за все издевательства твои надо мной! … Ставр и Василиса Микулишна отступают, отступают, пытаются победить, а не могут, и мечи, и копья их только так от ударов Настасьи ломаются… … Посмотрели Ставр с женой и ужаснулись: отступать некуда больше, сзади только конец обрыва, да лёд Иртыша. Бросили Василиса Микулишна и Ставр Годинович последние мечи, упали перед Настасьей на колени, зарыдали: – Пощади нас, Настасья, прости, не добивай, умоляем… Настасья меч с щитом убрала, верёвки достала и связала их со словами: – Что ж, губить вас никто не собирался, но теперь вы точно никому зла не причините в