сидение и, сложив руки рупором, уже не кричал, а стонал, весь посинев от натуги:

— Горь-кий! Го-о-орький!!!

Я видел в бинокль высокую, немного сутуловатую фигуру писателя и старался запомнить его лицо, известное мне лишь по портретам. Алексей Максимович хмурился и терпеливо ожидал, когда стихнет шум. Несколько раз он делал попытку поднять книжку с намерением приступить к чтению. Но сразу же вспыхивала новая буря аплодисментов и восторженных криков, заставлявшая его беспомощно опускать руку. Наконец в зале наступила тишина, и Алексей Максимович начал читать отрывок из повести «Детство». Читал он тихо, глухим голосом. На галерке его не было слышно, но мы видели живого Горького, и этого было для нас, поклонников его таланта, вполне достаточно.

Концерт закончился. На площади возле театра поднялись четкие силуэты конных городовых. Горький уехал незаметно, видимо, желая избежать уличной демонстрации.

Взволнованные встречей с великим писателем, мы решили идти домой в Лесной пешком. Была зимняя лунная ночь. Искрился голубоватый чистый снег. Погода стояла мягкая, и легкий ветерок казался даже теплым. С нами шла девушка, работавшая на заводе «Айваз». У нее был низкий грудной голос. Когда мы вышли на Выборгскую сторону и зашагали по пустынному Сампсониевскому проспекту, она вполголоса запела «Варшавянку». Мы дружно подтянули.

В те дни гремела война, но в воздухе уже пахло революцией, а с ней у нас связывалось имя Горького, которого мы только что видели.

* * *

В 1917 году революция забросила меня с берегов Невы на берег Иртыша. И здесь состоялось мое знакомство с начинающим писателем Всеволодом Ивановым. Он работал наборщиком в типографии, я был корректором, но не смежность полиграфических профессий нас сблизила. Сошлись мы и подружились, узнав друг о друге одну и ту же примечательную подробность литературной биографии. Я напечатал свой рассказ в первом сборнике пролетарских писателей, а Всеволод Иванов — во втором, выпущенном по инициативе М. Горького издательством «Парус». Всеволод и рассказал мне в первый же день знакомства, как послал свои первые рассказы Горькому и как получил от Алексея Максимовича ободряющее письмо. Я слушал его с завистью.

А через два года, когда мы вместе работали в редакции газеты «Советская Сибирь», Горький телеграммой вызвал Вс. Иванова в Петроград. В 1929 году он уже был одним из редакторов журнала «Красная новь», и ему я привез в Москву первый свой роман «Азия», написанный на казахстанском материале. Роман редакция приняла к печати, но произошла задержка с опубликованием.

О моей неудаче узнал секретарь Горького Петр Петрович Крючков, имевший влияние на Алексея Максимовича. Встретив меня в редакции журнала «Наши достижения», он предложил:

— Принесите мне сегодня вечером вашу «Азию». Завтра я уезжаю в Сорренто за Горьким. Я попрошу его прочитать ваш роман. Думаю, он вам сумеет помочь.

Петр Петрович сдержал свое обещание. Алексей Максимович прочитал рукопись в поезде и на другой день после прибытия в Москву назначил мне свидание в квартире Екатерины Павловны Пешковой. Одновременно со мной Горький пригласил и писателя Сергея Маркова, тоже приехавшего в Москву из Сибири и уже выпустившего первую книжку рассказов «Голубая ящерица», о которой стало известно Горькому, вдумчиво следившему за ростом сибирской литературы.

В тот год мы жили в Кунцеве и существовали на случайный литературный заработок. Хорошо помню — с Белорусского вокзала в Машков переулок, где жила Екатерина Павловна, мы шли пешком: не было гривенника на трамвай.

У Алексея Максимовича находился писатель Чапыгин. Горький извинился перед ним:

— Ко мне пришли молодые писатели. Вы уж меня извините, Алексей Павлович.

Алексей Максимович встретил нас приветливо, радушно, как он, говорят, обычно встречал всех молодых писателей, впервые попадавших к нему в дом. Он провел нас в кабинет, где уже был Крючков. На письменном столе я заметил рукопись своего романа.

Горький, как мне показалось, рассматривал нас изучающим взглядом.

— Ну, расскажите сперва, как вы приобщились к литературному делу. Давно пишете?

— Нет, — ответил я. — Но первый мой рассказ был напечатан в первом сборнике пролетарских писателей. Его выпустил «Прибой» в 1914 году.

Горький скосил взгляд на титульный лист рукописи. Я поспешил предупредить его вопрос.

— Это мой псевдоним. А рассказ в сборнике был подписан моей настоящей фамилией. Сейчас я отбросил из нее первые две буквы.

— Как назывался рассказ?

— «Смерть Агаши».

Горький наморщил лоб, стараясь вспомнить, но так и не вспомнил.

А я продолжал рассказывать о своем литературном пути. Хвастать было нечем. Только через десять лет я напечатал в Москве два рассказа, и лишь в 1927 году журнал «Сибирские огни» опубликовал мою первую повесть «Награда». С нее, по существу, и началась моя деятельность в художественной литературе.

Горький начал перелистывать страницы моей рукописи, испещренные пометками и исправлениями. Попутно он высказывал свои замечания. Один из главных героев романа, старик Семилетов, которого я писал почти с натуры и в котором алмаатинцы легко бы узнали знаменитого садовода Никиту Трофимовича Моисеева, — понравился Горькому. Он одобрительно отозвался:

— Сильная, интересная фигура. Вот такие талантливые русские мужики, что в лаптях тысячи верст отмеривали, делали большие дела в глухом краю. И побочная дочка губернатора любопытно задумана, однако поработать над углублением характеров еще следует.

Алексей Максимович отметил ряд недостатков, а вообще расценил рукопись положительно. Потом он разговаривал с Сергеем Марковым о его рассказе «Голубая ящерица». А затем началась беседа о Сибири и Казахстане. Марков стал рассказывать о сибирских делах, главным образом, литературных, я — о Семипалатинске, Кзыл-Орде и своих поездках по степи.

Горького интересовал Турксиб, казахское земледелие, положение женщины и особенно культурно-просветительная работа в аулах. Он расспрашивал о казахских школах, красных юртах, газетах, о работе комсомола.

Я вспомнил об Исе Байзакове, вместе с которым мне пришлось выпускать на Куяндинской ярмарке живую газету. Рассказал эпизод, который хорошо сохранился в моей памяти. Однажды, когда в День кооперации собралась многотысячная толпа слушателей, неопытные работники агитпункта, проезжая ка грузовой машине, бросили в толпу листовки и брошюрки. Сильный ветер подхватил их и понес по степи. Они запорхали в воздухе, кружась подобно огромным бабочкам. Сотни джигитов дружно хлестнули коней. Каждый из них стремился