Ветер усиливался. Здесь, у западного побережья Австралийского материка, он был какой-то особенно свирепый: налетал стремительно, поднимал тучи пыли и песка, закручивал их вместе с водорослями, давно выброшенными на берег, в гигантский смерч и бесследно уносил куда-то.

   Место было возвышенное, залив скалистый и неровный, ветру здесь не разгуляться, но он, наглотавшись морской воды, весь пропитанный ею, всё же упрямо рвался с моря на сушу. Казалось бы, здесь ему и следует отдохнуть от бесконечных странствий по океану, но он обладал завидным упорством и имел на этот счет собственное мнение. Взбудоражив океан, подняв из его недр волны высотой до тридцати футов, он развлекался тем, что гнал их к берегу и любовался, как они разбиваются о неколебимые утесы. Холодные, застывшие каменные исполины, насупившись, встречали грудью своего извечного врага, и огромный водяной вал, бессильный сокрушить непобедимый монолит, рассыпался перед ним в пену, в очередной раз признавая свое поражение, и в агонии обдавал его мириадами соленых брызг. Но на смену приходила новая волна, и не было этому конца.

   Три дня бушевал шторм. Три дня шла яростная, упорная борьба стихии с камнем. Наконец, вода уступила. Утих ветер, спала волна; теперь она не стремилась сокрушить камень, а только лизала его, словно прося извинения за невольную вспышку своего необузданного нрава и, в знак примирения, протягивая руку дружбы. Камень был не против, он уже привык. И они быстро помирились.

   На четвертый день к побережью со стороны поселка подошла группа рыбаков с загорелыми и обветренными лицами, в брезентовых штормовках и высоких сапогах. Они осмотрели свои лодки в бухте, благоразумно вытащенные далеко на сушу, и направились вдоль линии прибоя в сторону скалистых утесов. Цель нехитра - побродить по берегу, посмотреть, что выбросил в дар людям океан. На богатую добычу рассчитывать, конечно, не приходилось, но иногда после бури на песке, крупной гальке и среди камней можно было найти крабов, рыбу, иногда устриц и даже целые кусты морской капусты, из которой готовили всевозможные блюда.

   Каждый нес с собой мешок, в который собирал выброшенные штормом водоросли. Их использовали в качестве удобрений; кроме того, некоторые из них служили прекрасным противовоспалительным средством при простудах; ими же порой набивали матрасы, предварительно хорошенько высушив. На этот раз океан был щедр. Рыбаки проходили около часа и набрали каждый по мешку морской травы.

   Собрав урожай, они остановились и угрюмо посмотрели в безбрежную, хмурую даль океана, расстилающуюся перед ними. Было рано выходить на лов рыбы: ветер еще не совсем утих, и волнение достигало нескольких баллов. Солнце то выглядывало из-за туч, то вновь скрывалось. Но всё говорило о том, что завтра с утра будет подходящая погода для промысла.

   Пора было возвращаться домой.

   Едва рыбаки перебрались через завал из камней, сплошь облепленных водорослями, и стали подниматься по откосу, как один из них воскликнул:

   - Смотрите! Похоже, на берег выбросило какую-то рыбину.

   И в самом деле, в нескольких ярдах от линии прибоя из последних сил билась о камни приличных размеров рыба, издали похожая на тунца. Острые края камней, по-видимому, сильно поранили ее, и она издыхала от ран и удушья.

   Все поспешили туда, куда указывал рукой рыбак, и проворнее всех оказался он сам, Пит Коуленс или "выскочка Пит", как его здесь называли. Рыбаки, народ серьезный, молчаливый и честный, недолюбливали этого высокомерного, грубого человека с остроносым, вытянутым лицом (вылитый хорёк!) и близко посаженными глазами. За то недолгое время, что он появился здесь, Пит приобрел незавидную репутацию: жаден, зол, вспыльчив, готов из-за любой мелочи пустить в ход кулаки. Как-то спьяну он разболтал в трактире о своем прошлом, с тех пор все стали сторониться его, никто не желал иметь с ним ничего общего. Тем не менее, отделаться от него было невозможно, он принадлежал к той категории людей, от присутствия которых избавляет только смерть...

   Детство и юность Пита прошли в Манчестере. В последний раз он работал в порту: грузил уголь, дрова, сахар, мануфактуру. Но чтобы хватало на жизнь, надо было трудиться в поте лица, а Пит был человеком не такого склада характера. Он всегда считал, что деньги можно заработать и другим путем, надо только проявить немного смекалки и умения. Он стал напиваться и кричать во всеуслышание, что не рожден для такой каторжной работы, пусть вкалывают другие, а с него хватит. Все чаще он появлялся в порту нетрезвым, потом взял за правило постоянно опаздывать к началу смены, а дальше и вовсе стал отлынивать от своих обязанностей и прогуливать рабочие дни. Если кто возмущался, Пит начинал кричать, обзывая "обидчика" самыми последними словами, и угрожал "заткнуть глотку" каждому, кто посмеет пожаловаться на него начальству. Но оно и без того знало о его выходках, и в один прекрасный день Пита уволили, выплатив ему жалкие крохи.

   Пит послал всех к черту и моментально спустил деньги в портовой таверне. Теперь он остался без гроша и стал бродягой. Вскоре он подружился с такими же изгоями, как сам и стал шататься с ними по вечерним городским улицам, ища, чем поживиться. Прохожие шарахались от этой компании, а сами эти отщепенцы избегали встреч с полицией, с которой давно уже были не в ладах, имея на своем счету кое-какие грязные делишки.

   Однажды Пит с компанией дружков прогуливался по одной из улиц. Навстречу шла пара: женщина под руку с мужчиной. По всему видно - муж и жена. Пита ничуть не смутило это обстоятельство: выросший без отца, избалованный, он воображал, что ему всегда все позволено, стоит только захотеть.

   Члены компании переглянулись. Едва Пит поравнялся с парой, как тут же оттолкнул мужчину, бесцеремонно схватил его спутницу за руку и потащил за собой. Муж оказался не робкого десятка, настиг негодяя и одним ударом свалил с ног. На него, как свора псов на загнанного оленя, тотчас набросились подельники. Его жена закричала, но Пит зажал ей рот рукой.

   - За этот удар расплачиваться будешь ты, красотка, - прорычал он, остановил кэб, грубо втолкнул в него жертву, сел сам, и кэб умчался.

   Через минуту шайка разбежалась, оставив беднягу