что, ни про что, козлом блеющим обозвал. А от меня так шарахнулся, будто не Марья я, а монстра какая-то иностранная, что в фильмах ужасов показують!

– Ох, не помню, Марья Афанасьевна! Это ж я, наверное, в забытье был, – стал оправдываться Васильев. – А что это вы меня, гречневым-то, кликнули?

– Ой, Андрюшка, ты Андрюшка! И правда ведь, не помнишь! Ты, видишь ли, вбил в голову свою психованную, что зовут тебя не Андрей Васильев, а Удиссей, из какой-то гречневой Итаки. То бишь, царь ты там ихнишний. Короче, рвался ты за какой-то девкой Ленкой, а жену свою, что каждую неделю навещать тебя приходит, антилопой обзывал! Да ещё говорил, мол, деревянного коня срочно надо.… Это ж где это видано, чтоб нормальный, тихо-помешанный псих как ты, совсем свихнулся и на себя перестал быть похожим. Андрюшенька, ты ж слесарь простой, а не царь. К тому же, мы не в гречневой то стране, а в России-Матушке. Пушкино – это Подмосковье, а не остров деревенский, с козлодо… Тьфу! Козлопасами. Теперь в наказание, будешь несколько дней "ходить" в "судно". Но ты не переживай. Причину, доктор уже нашёл. О! А вот, кстати, и он. Доброе утро Артём Саныч! Пациент в себя пришёл, правда, ни хрена не помнит, окаянный!

– Спасибо вам за заботу, Марья Афанасьевна, – потрепал её по плечу психиатр. – А теперь идите. В восьмой палате, Данченко решил, что он крестоносец. Вы ему срочно нужны в качестве сарацина.

– Уже бегу, Артём Саныч! – удаляясь, бросила Марья. – Если вы просите, то ради вас я и саранчой этой побуду

– Артём Саныч!– обратился к доктору Одиссей. – Как же случилось, что я вдруг стал не тем кем я есть?

– Это ваша "Пенелопа", дорогой мой. Именно она принесла вам Одиссею, на почве которой у вас и произошло острое раздвоение личности. Только после того, как мы обнаружили у вас книгу и изъяли её, вы смогли благополучно выздороветь. Кстати, ваша жена сейчас дожидается за дверью, и, по-моему, даже принесла вам гостинец… Настя! Васильева! Можете войти и увидеть мужа!

В палату буквально "вплыла" молодая розовощёкая блондинка.

– Андрюшенька! Миленький мой! Что же тебя привязали, голубчик?!

Неожиданно, от жалости к себе на глазах у Васильева навернулись слёзы.

– Да ничего, Настенька. Я сильный, как-нибудь справлюсь.

– Ох, ты сладенький мой! Выздоравливать тебе скорей надо и…

– С вашей "помощью", дорогуша, – неожиданно перебил её доктор. – Я не думаю, что ваш муж, выпишется отсюда в ближайшие пять лет. Принося ему подарки, вы должны тщательно их продумывать, и прежде советоваться со мной. Надеюсь, вам это ясно?

– Да уж ясно, простите меня пожалуйста, доктор, – понурила голову блондинка. – Я вот тут ему ещё книжонку принесла. Но она вроде бы, в отличие от одиссеи, безопасная.

– Дайте-ка взглянуть…

Приняв из рук молодой женщины небольшой пакет, доктор развернул яркую обёрточную бумагу.

– По-щучьему веленью, – прочитал он, погладив остроконечную бородку. – Хм, с цветными иллюстрациями… Думаю от Емели, вашему мужу действительно не будет никакого вреда. Ну хорошо, у вас есть ещё немного времени побыть вместе. Однако помните! Посещения заканчиваются через полчаса. Так что пользуйтесь моментом, пока Андрей «гостит» в одиночке… Хм-хм.

И вернув книжонку, он поспешил ретироваться.

***

Емеля-дурак, преуспевающий бизнесмен в расцвете экономической карьеры, весело засмеялся слезая с ещё тёплой печки.

Он любил весело смеяться. По его мнению, это всегда повышало настроение.

Потоптавшись новенькими плетёными лаптями по скрипучему снегу, он потянулся, выгибая гибкую молодую спину. Ну прямо кот, наевшийся сметаны…

Это ж надо! Отсидел себе зад!

Кто бы рассказал – никогда бы ни поверил.

Емеля очень любил свою печку. Можно сказать, что он даже питал к ней слабость. И всё же отсидел зад!

Ну конечно, кто ж это привычен, не слезая с печи, по-щучьему веленью, мотаться по всей широкой стороне, где так много полей лесов и рек.

Ему была охота вздремнуть, но снова ложиться на печь не хотелось. Поэтому Емеля и устроился на овчинке, которую постелил прямо на снегу вплотную к печке.

А что ещё надо?

Один бок в тепле, а другой тем временем закаляется. Потом меняешь их местами, чтобы никому из них обидно не было. Вот так и спишь. А крутиться во сне… и так крутишься. Так почему бы ни делать это с пользой?

Таких странных снов Емеле ещё никогда не снилось…

Неужто щука наколдовала белых демонов?

Страх то какой!

Баба та ещё ничего. Ну, может, толстовата чуть.

А вот козлобородый, жуткий уж очень.

Наверное, сам нечистый и есть…