кислородную маску. Целый день состояние было стабильное, средней тяжести. Виктор Петрович написал лист назначений, но из назначенных препаратов в наличии было около четверти, хотя родственники систематически все препараты приносили. У больной были добрые, грустные глаза. Под вечер к ней пришли сын и дочь, но так как их, естественно, в отделение не пустили, они передали маме записку. Записку ей прочитала Маша:

«Дорогая, любимая мамочка! Мы тебя очень сильно любим и ждем!!! У нас все хорошо. Ирочка ходит в школу, и все время спрашивает о тебе. Нам всем тебя очень не хватает. Мы очень по тебе скучаем и ждем. Сегодня разговаривали с врачом, он сказал, что ты уже выздоравливаешь, и тебя скоро выпишут домой. К твоему приезду все готово. Мы тебя крепко обнимаем, целуем и ждем!

Твои Марина и Олег».

Больная слушала внимательно, со слезами на глазах, после чего попросила записку, и целый вечер не выпускала ее из рук. Мария не могла нарадоваться. Виктор Петрович сказал, что состояние пациентки действительно улучшается с каждым днем. «Ну ладно, хоть одного человека спасли в этой больнице» – подумала она. Маша до 23.30 продежурила в этом блоке, а на ночь ее поставили в другой, где больных было побольше, да и состояние их было крайне тяжелым. Не знала она еще тогда, что ночью спят не только врачи, но и абсолютно весь медперсонал. Около трех часов ночи она посадила в блоке санитарку и выскочила на две минуты покурить. Выходя из комнаты для курения, Маша наткнулась на каталку. Труп плохо накрыли простыней. Это была та самая женщина, она и умерла с запиской в руках. Просто больше ей никто ничего не вводил, а «остановку» и вовсе пропустили. Вот так. Жизнь прекрасна… Долго еще потом Маша будет задавать себе вопрос, почему она ни разу не зашла в тот блок, в котором работала днем. Может быть, что-то изменилось бы? Не умерла бы эта женщина? Хотелось бежать оттуда, бежать, не останавливаясь ни на мгновение, и кричать… Кричать на весь мир о страшной несправедливости, о бесчеловечном поступке, о страданиях людей… Мир рухнул. Небо обрушилось на землю со страшной силой. Она задыхалась. Нельзя было дышать полной грудью. Нельзя было смотреть в глаза людям. Совесть не позволяла. А тем временем жизнь шла своим чередом. Казалось, ничто не может нарушить монотонное движение обыденности. Маша разучилась чувствовать? Да, на какое-то время она перестала чувствовать боль.Что-то оборвалось внутри…

А тем временем люди спешили на работу, не замечая ничего и никого вокруг, не глядя друг другу в глаза, не видя красоты, которую дарила природа, не задумываясь о других, все спешили по своим делам. «Да остановись же ты, человек, и посмотри вокруг, чтобы хоть знать, что в мире, кроме тебя, твоих друзей, любимых и близких, существуют еще люди, которые, возможно, нуждаются в твоей помощи!». В пятницу Маша дежурила в блоке Г вместе с Андреем. Ночью Андрей пошел спать. Днем, в принципе, было все спокойно. Около трех утра состояние женщины №4 резко ухудшилось. Наступила клиническая смерть. Дежурили Лидия Анатольевна и Анастасия Павловна. Интубировали они очень долго. Интубационная трубка все время попадала в пищевод. Потом назначили раствор гидрокарбоната Na в\в струйно. Флаконы с содой стояли в А-блоке, где в это время спал весь медперсонал. Маша ворвалась в А-блок и взяла, к несчастью, один флакон. Естественно, все медики проснулись. Через две минуты понадобился еще один флакон. То, что послышалось из блока, нельзя назвать возгласами возмущения. Ей вслед кричали разные слова, которые в словарном запасе воспитанного человека не встречаются. А также было сказано, что если еще раз в блоке до утра откроется дверь, то Маша в отделение больше не зайдет никогда. Женщину не спасли. Нервы были на пределе. Оказалось, что в больнице скорой помощи нужно бороться не только со смертью, но еще и с людьми, которые там работают. А работает там, в основном, молодежь, и то никто долго не задерживается, а кто задержался, тот или Бог или не Человек.

Прошла неделя с тех пор, как Мария пришла на работу. За это время уволилась Марина, Алексей Михайлович, Андрей был на гране увольнения. Свой уход все объясняли большими нагрузками и плохим состоянием здоровья. Маша еще держалась. Лучше всех в реанимации работал Андрей. На нем держалась вся работа. Правда и привилегии у него были, он ночью спал, но когда Маше требовалась помощь, всегда вставал и принимался за работу. Как-то она у него спросила, как он относится ко всему ужасу, происходящему в отделении, на что он ответил: «Я привык ко всему. Раньше тоже не мог смириться с этим кошмаром, но потом привык. Я столько раз видел смерть, когда ее можно было предотвратить, столько раз пытался что-то изменить, но здесь все бесполезно. Никому нет дела до людей, и неважно стар пациент или молод, здесь они все равны. Теперь я просто выполняю свою работу и ни о чем не думаю, я заглушил в себе жалость, и тебе советую сделать то же, иначе можно сойти с ума. А изменить ничего нельзя. И ты тоже не изменишь».

В понедельник в блоке В лежал пожилой мужчина с гастритом. Он все просил, чтобы ему руки отвязали. Вместо этого его накрыли простыней и побили. Маша ничего не могла сделать. Старик молча окинул всех взглядом и сказал Маше: «Вы не такая, как они. Уходите отсюда. Вам нельзя здесь работать». Мария пошла к заведующему реанимацией. Он ответил, что ничего не может сделать, что в этом отделении итак никто из медсестер не задерживается, пусть хоть так работают. Там же лежал мальчик двадцати двух лет с язвенной болезнью желудка, сирота, которого никто не хотел оперировать в связи с отсутствием денег, а без денег в больнице скорой помощи никого не оперируют, все таки перевязочный материал дорогой, да и труд медиков низкооплачиваемый, жить им не на что, нужно же хоть как-то семью кормить. Мальчик в свои двадцать два года выглядел лет на двенадцать, до такой степени он был истощен. Еще он все время кричал от боли, изредка днем ему вводили морфина гидрохлорид, но ночью Маша не могла добиться от дежурного врача ключ от сейфа с медикаментами, он сказал, что достаточно переводить наркотические анальгетики на какого-то доходягу. Пришлось брать ключ обманным путем, а утром отчитываться на пятиминутке за украденную ампулу морфина. Да так отчитываться, что мало не показалось. Заставили еще и сестринскую мыть по той простой причине, что все там курят, ну а Маша, естественно, должна помыть.

Недолго проработала Маша в больнице скорой медицинской помощи города N. Две с половиной недели. Но в памяти больница осталась навсегда. Как-то шла она на работу и встретила своего одногруппника из медицинского колледжа. Постояли, поговорили. На вопрос Маши где он работает и