Он мой.
Я протягиваю руку, чтобы взять его, вытаскиваю его из земли, и лезвие обращается чем-то тонким и легким.
Рапира.
Я поднимаю ее над головой. Части печати взмывают вверх, вновь соединяясь вместе, будто пазл. Дрожь прекращается. Физические мир замирает.
А мой продолжает рассыпаться.
— Нет! — взвывает Зера. — Нет! Ты снова его откроешь, ты…
Я жду, что Арес призовет свою подмогу, но он даже не пытается. Его лицо — маска ужаса, и я знаю, что он не ожидал, что Аид сделает это, или что его мать зайдет так далеко.
Я поднимаю руки над павшими, трупами, пронзенными стрелами, над Цербером на берегу. Я чувствую, как их мышцы сжимаются по моей команде, возбуждаясь необузданной силой, наполняющей мои вены. Тена начинают трястись, выпрямляясь.
— Вы в меньшинстве, — говорю я Зере, — немедленно покиньте это место.
— Я получу то, зачем пришла!
— Ты не получишь ничего! — рычу я, и мои крылья, обретая собственную жизнь, раскрываются надо мной. Ты не получишь ничего, как и я.
Афина тянет Зеру за локоть.
— Я бы посоветовала отступить, Ваше Величество. Мы можем собрать новые силы, обдумать новый план.
Зера смотрит на окровавленного Цербера, на молочно-белые глаза убитых ею созданий и медленно отступает. Мои глаза следуют за ней, однако мысли где-то далеко. Моя армия подступает вокруг меня, и я заставляю их твердо стоять.
Мне хочется потерять сознание. Мир кажется достаточно бесформенным, мое зрение потемнело. Но я не могу. И не потому, что я достаточно храбра или решительна, чтобы оставаться на ногах. Я стою крепко, потому что сила, проходящая через меня, подобна твердой массе, чему-то, что заменило мои кости и мышцы, даже когда остальная моя часть давно сползла на колени.
Я менее живая, чем скелет.
На берегу Перевозчик ждет рядом со своим судном.
— Я сделал то, о чем ты просила, — говорит он Зере. — Я вытащил ее из дворца. Ты обещала мне мою человечность.
Каким-то образом Зере удается улыбнуться.
— Обещала, да? — говорит она. — Очень хорошо, ты получишь ее.
Она ударяет его кулаком в грудь, молния пронизывает его тело. Он кричит, все его тело содрогается, как у наэлектризованного паука. Он сгибается пополам, кашляя и хватаясь за грудь. Он в ужасе протягивает руки.
Он все еще монстр.
— Нет, — говорит он, — нет, пожалуйста, это не то, чего я хотел…
— Ты просил человечности, — сказала она, — красивое тело не было частью сделки. Ты познаешь, каково это — быть человеком, Харон. Страдать. Быть слабым, тщеславным, боязливым… и всегда помнить, что сам просил этого.
Огромное пространство заполняет его вой — достойная иллюстрация того, что я чувствую внутри.
Эпилог
Аид исчез.
Я не сказала ему, что люблю его.
Но он знал. Знал ведь?
В той пещере, я сказала ему? Дала понять, что не виню его? Сказала, что мне жаль?
Нет, нет, я позволила ему говорить. Позволила ему потратить наше время, говоря мне, как он меня любит, когда я уже знала, когда он был тем, кого нужно было убедить, кто заслуживал знать…
— Сефи, — говорит Эметрия, — мы прибыли.
Мы выходим из лодки перед дворцовыми воротами. Охотники Артемиды приветствуют нас вместе с Ирмой, несколькими нимфами и пикси, другими созданиями, которых я не знаю. Псы тоже там, они хромают вперед, чтобы поприветствовать меня. Все трое утыкаются головами мне в шею, когда я наклоняюсь, чтобы обнять их.
Я кладу руку на их раненную лапу, из меня струится сила. Я представляю себе мышцы и кости под их кожей и думаю о вязании, о том, как ткани соединяются вместе.
Я исправлю кое-что сегодня, обещаю я. Одну маленькую, незначительную вещь.
Мои пальцы излучают тепло и свет, а псы тявкают от восторга.
Это не сила Аида. Это мне досталось от моей матери.
Я снова встаю, толпа смотрит на меня, и у меня уходит всего секунда, чтобы посмотреть им в ответ, чтобы осознать, что происходит.
— Ты возглавляешь восстание, — понимаю я.
Эметрия кивает.
— Да.
— Против Зеры.
— Да.
— Аид знал?
Эметрия смотрит вниз.
— Почему вы не…
— Потому, что мы никогда не были уверены, кому он предан, — перебивает Артемида. — Он почти не скрывал своих чувств к матери, но она все еще оставалась его матерью, и он был юн. Всегда была шанс, что он использует нас, чтобы примириться с ней. И кроме того, он действительно хорошо постарался в последние годы, изображая из себя злодея. Можешь ли ты винить нас?
Да. Уверенно. Но не больше, чем могу винить себя.
Я открываю двери. И тут мне приходит в голову, что больше никто, кроме Аида, не должен мочь открывать их, но я всегда могла. Он дал мне эту силу задолго до того, как отметил меня, задолго до всего остального.
Аид.
Теперь я правящий Аид.
Это имя наполняет меня ужасом. Оно не мое, оно принадлежит ему, я не хочу этого, заберите его!
— Я так понимаю, ты хочешь использовать это место в качестве своего прибежища, теперь, когда ты публично заявила о своей преданности? — говорю я Эметрии, когда мы переступаем порог.
— Если ты не возражаешь.
— Не возражаю, — говорю я, направляясь к тронному залу. — Можешь делать с этим местом все, что захочешь. Можешь просить меня о чем угодно, делать со мной все, что угодно. Но у меня есть условие.
Эметрия сглатывает.
— Да?
— Когда мы соберем достаточно большие силы, я снова открою печать и отправлюсь в Тартар, чтобы вытащить его оттуда.
— Сефи, мы даже не знаем… С появлением твоих способностей он почти наверняка…
— Луливер жив, — говорю я ей. — Он провалился в Ад, в самую глубокую яму. Мир лишь думает, что он мертв, но это не так.