Литвек - электронная библиотека >> Кристин Морган >> Ужасы и др. >> Крендельки Богов

Кристин Морган Крендельки Богов

 Christine Morgan — Pretzels of Gods 

© 2021 by Christine Morgan — Pretzels of Gods

© Константин Хотимченко, перевод с англ., 2022

 https://vk.com/litskit


Перевод выполнен исключительно в ознакомительных целях и без извлечения экономической выгоды. Все права на произведение принадлежат владельцам авторских прав и их представителям. 


* * *
Брат Джехан.


Он вобрал в себя все, что положено хорошему, правильному монаху. Благочестивый, набожный, послушный, трудолюбивый, самоотверженный, смиренный, преданный. Безропотно соблюдающий свои обеты, не жалующийся и не сетующий на мирские проблемы. Даже по поводу безбрачия, которое стало греховной гибелью многих священнослужителей... немногие из которых сталкивались с постоянными искушениями как на пути брата Джехана.


Он был молод, подтянут, здоров. Высокий, мускулистый, но стройный. Густые волосы — там, где не было тонзуры, и гладкая кожа головы, которую он держал в порядке, не только еженедельно подстригаясь и выбриваясь братом Эштоном, монастырским цирюльником, но и очищая ее от щетины во время ежедневного утреннего омовения. Темные проникновенные глаза и тонкие, словно высечены умелым скульптором черты лица. Красивый, почти слишком красивый, почти адски симпатичный.

О, как женщины глазели на него, ластились, просто падали в обморок! Деревенские девушки и их матери. Жены купцов. Благородные дамы. Сама настоятельница, с ее старыми и закоренелыми понятиями нравственности ухаживала за ним, как за любимым питомцем, и лишь снисходительно посмеивалась, когда монахини-послушницы под ее опекой краснели и трепетали в его присутствии.

Действительно, он мог выбрать любую из них, любую или всех сразу. Но он оставался как бы в стороне, не замечая их знаков внимания. Совершенно вежливый. Совершенно целомудренный.

С момента своего приезда он ни разу не воспользовался услугами сестры Эрменгарды, в чьи обязанности входило оказывать помощь тем монахам, которым грозило греховное самобичевание. Это она делала левой рукой, так же грубо и пунктуально, как медсестра, без всякого другого контакта или разговора. Таким образом, это не был конгресс развратного или порочного характера. Просто физическая разрядка, ничем не отличающаяся от прижигания фурункула. И уж точно это не имело никакого отношения к сестре Эрменгарде, почти такой же старой, как настоятельница, чьи пальцы больше напоминали шишковатые когти совы, а обветренная ладонь натиралась от каждого хорошо отработанного движения.

Брат Джехан никогда не посещал эту неприметную комнату, расположенную в стороне от монастыря, это странное отражение своего рода кабинки для исповеди. Казалось, он не обращал внимания на искушение самобичевания, как и на множество румян, взмахов ресниц и "случайных" столкновений, которые так часто случались.

Его единственным отклонением от монастырского распорядка было вставать рано утром в воскресенье, идти в пекарню примыкавшую к кухне, и печь крендельки. Каждую неделю он делал это, каждую неделю непременно, как будто это был специальный ритуал. Всегда одно и то же количество, семь противней по семь кренделей в каждом. Это было святое число. Ни больше, ни меньше. Стоимость ингредиентов и избыток дров для печи, он оплачивал из своего монашеского жалованья... пусть и скудного, отчасти даже бедного — еще один обет, который он старательно выполнял.

Брат Джехан. Благочестивый, красивый, вежливый, скромный, преданный, трудолюбивый брат Джехан.

Как я его ненавидел!

Как я ненавидел его, и его благочестие, и его красоту, и его совершенство! Он и его проклятые крендельки, временами сводили с ума! Ибо они тоже были совершенны. Идеальные! Румяные, вкусные, сладкие.

Конечно, каждый может приготовить крендельки. И мы их делали, особенно когда наступал постный сезон. Мы замешивали тесто, делили его на части, обрабатывали, формировали в виде закрученного узла представляющего собой переплетение рук, ненадолго окунали каждую мучную форму в кипящий раствор воды и щелочи, смазывали маслом или яичным белком, посыпали солью и выпекали. Крендельки. Настолько простые, насколько это возможно. Вряд ли между ними должна быть большая разница. Крендель — это крендель, не так ли?

Так можно было бы подумать, не будь свидетелем безупречных плодов труда брата Джехана. Другие крендели, сделанные другими монахами, отличались друг от друга тонкостью тестовых веревок, формированием узлов, цветом корочки. Этого следовало ожидать.

И все же...

И все же, каким-то образом, его крендельки всегда были идеальны. Всегда одинаковые, как монеты, только что отчеканенные на монетном дворе или отлитые из формы. Размер, форма и толщина были практически идентичны. Внешняя хрустящая корочка была темно-золотистого цвета, соль так равномерно посыпана, что казалось что каждое зернышко было положено вручную. Внутренняя текстура всегда была чуть мягкой, слегка воздушной. Вкус был насыщенным и дрожжевым, с легкой сладостью и неуловимой терпкостью, которую невозможно определить, но она была неотразима.

Это не имело смысла! Если только сам Бог не управлял его руками?!

Мы все использовали одну и ту же пекарню, одни и те же печи, одни и те же противни! Одни и те же мука, вода, щелочь и соль! Тот же рецепт, соблюденный до мелочей. И как монахи, мы знали, как это делается; часы, проведенные за копированием рукописей при свечах, гарантировали это! Мы наблюдали за его техникой, отрабатывали ее, старательно подражая.

Он ничего тайком не добавлял в тесто; я следил за ним достаточно внимательно, следил как ястреб! Я обыскал келию, где он спал, обследовал каждый дюйм и уголок пекарни, изучил инструменты и оборудование с такой тщательностью, с какой обычно изучают самые важные документы. Я думал, что это должно быть, какое-то подпольное окропление, что-то в масле, что-то еще, но я не нашел ничего необычного.

Техника, значит, должна была быть — специальная техника. Ловкость запястья, щелчок большого пальца. Его ловкость не знала себе равных среди нас, его скорость была такова, что казалось, он крутит каждый моток теста от шарика до веревочки и узла, словно создавая крендельки из воздуха. Как мы ни старались, никто из нас не мог сравниться с ним в скорости или повторить его божественные кулинарные результаты.

Когда его спрашивали, как он делает свои крендельки, в какие часы мы не были связаны обетами молчания, у него не было удовлетворительного ответа. Умение, объяснял он, и невинно пожимая плечами. Никто не учил его этому умению. Он просто