медленно, но верно – так, что, когда закипит, от его жара никуда не деться; и не охладить, пока не сгорит всё, что его разожгло, задевая весь окружающий мир.

Он свернул снова, прошёл узкую улицу, и ещё… И вскоре, за новым поворотом, оказался в самой гуще кипящего котла! Толпа прижала его к зданию – мимо двигался королевский кортеж. Экипажи, офицеры, собаки, детвора, простолюдины, господа в роскошных одеждах… – всё шумело, текло из закоулков за кавалькадой, ворочаясь, как густая волна.

– Дорогу королю! Слава королю!

Народ кричал громко и радостно. А кое-где и гневно – и совсем другие слова. Многие бежали вслед за экипажами, из которых то и дело летела горсть монет, вызывая ажиотаж и драку простолюдинов.

Доминик прошёлся немного, куда нёс его этот поток, но, убедившись, что следовать за ним и дальше не имеет смысла, выбрался из толпы и свернул в другую сторону.

Шум постепенно отдалился, и он снова начал ощущать покой. Пока вдруг не заметил на земле, у покосившегося дома, человека. Можно было подумать, что тот просто отдыхает, но рядом темнело пятно, будто много уже вытекло крови и земля досыта напиталась ею…

Доминик помрачнел, сразу поняв, что произошло: пока жители бежали за своим светочем, чтобы посмотреть на богатство и роскошь, которых были лишены сами, короли разбоя взяли правление в свои руки и грабили отставших зевак. Этот, похоже, делить своё добро ни с кем не желал – рядом лежали обломки окровавленного клинка.

Он не сомневался, что бедняга мёртв, но всё же дотронулся… И очень удивился. Более не мешкая, он осторожно сбрызнул лицо раненого водой и негромко произнёс:

– Скоро всё будет хорошо.

«Но никогда не будет так, как прежде, – не для меня!..», – мысленно продолжил он.

Грусть снова заполонила его – хотя и раньше не покидала вовсе, а лишь прикрывалась, чем могла: чужой болью и мечтами о собственном будущем, и бессмысленными, но такими сладкими грёзами о том, что на самом деле не сделан тот шаг, что так изменил настоящее. Шаг, который перенёс в двенадцатое столетие – в век, жестокий для того, кто родился в двадцать первом.

Глава 1

Вокруг были вечные пески. И в этом жёлтом бескрайнем море, казалось Доминик, можно было утонуть, как в обычной воде… Впрочем, все его меланхоличные мысли сразу отходили на задний план, как только взгляд его падал на спутников – не бедуины и не торговцы, и родом не из этих мест, они всё равно как будто знали сердце пустыни и были напряжены, как сталь в заточенном клинке, каждую секунду готовые ринуться в борьбу, чтобы отвоевать своё право на жизнь в этом мире у людей или даже у самих этих песков. Закалённые в боях, многие из них выжили в той злосчастной битве, что предшествовала захвату священного города, куда они теперь и направлялись. Всё же, несмотря на горечь прошлого поражения, они усмиряли мысли о мести, имея перед собой иную цель, а не сражение. Но были среди них и те, кто и сейчас без промедления готов был ринуться на любого встречного араба, будь то воин или торговец.

Несдержанность некоторых из них, особенно тамплиеров, весьма беспокоила Пелерина. Но путь свой изменить он уже не мог, и можно было лишь надеяться, что завершится странствие без кровопролитий. По счастью, оно близилось к концу – оставалось только добраться до знакомых городских ворот; тогда он снова увидел бы Уршалим ал-Кудс – город, что и на арабском наречии значил «Святой Мир». И с каждым шагом это всё сильнее бередило его душу, ведь он больше никогда не собирался сюда вернуться! Просто один долгий вечер это изменил…

Это было в шумной французской таверне. Пелерин с верным Пьером беседовали за небольшим столиком, когда услышали слова, сказанные пьяным хриплым голосом:

– … не могу забыть её глаза, когда мы прощались. Я говорил, что обязательно выживу, а она сказала, что будет молиться за меня… И что боится, будто её страшный сон окажется правдой и она меня больше никогда не увидит… – бормотал седовласый солдат в обветшалой одежде, покачиваясь от выпитого и попеременно ударяя кулаком по столу. – И ведь оказалась права! И я выполнил, что обещал, и она оказалась права… Как такое возможно?!

– Да, беда…

Доминик всмотрелся в солдата. Пьер, проследив за его взглядом, недоуменно качнул головой и вылил в кружку остатки вина. Встряхнув пустую бутылку, он подозвал хозяина.

– Я сейчас же их прогоню! – подойдя, низко склонился тот, увидев, куда так сосредоточенно глядит молодой господин.

– А кто это? – остановил его Пелерин.

– Местный пьяница, ваша милость! Каждый раз приходит и напивается, рассказывая одну и ту же историю: как был в бою, а после битвы потерял свою жену – мол, пока окреп после ранения и смог встать на ноги, город захватили и теперь туда не попасть.

– И что, каждый раз одно и то же?

– Да, без изменений. Совсем фантазия плоха… – усмехнулся трактирщик.

– Думаете, лжёт?

– Ну… – тот обернулся, чтобы всмотреться внимательней. – Он стар, а битва, слышал, была тяжёлой. И многие, лучшие, воины не выжили, а он, значит, спасся?.. Да и одет, как нищий, а деньги пропивает… Пьяница, одним словом!

Снова поклонившись, он отошёл и, проходя мимо, недовольным взором скользнул по старому солдату. Заметив его, тот пьяно ударил по столу:

– Плесни-ка нам ещё эля!

– Да, плесни-ка нам!.. – поддакнул его собутыльник.

– А деньги, деньги у тебя ещё есть? – сварливо спросил хозяин и, заметив торчащую из-под рукава монету, принёс по одной кружке, налитой до половины.

– А, жмот! – рявкнул второй. – Бродяги все эти трактирщики! Сами напиваются у себя в погребах, потому честному народу пить-то не дают!..

Заглотив остатки крепкого, он направился к выходу, оставив соседа, сбиваясь, напевать старую песенку, которую любила петь его Амели, поливая цветы:

– И ты мечтай, мечтай о счастье, что к тебе пришло… что улыбалось и смеялось, пока внезапно не прошло…

– А хотите вина? – Доминик кивнул трактирщику, и тот, не очень понимая, зачем молодому господину возжелалось подсесть к пьянице, поставил перед ними бутылку красного.

– О… Добрый господин! Красный вкус – вкус крови на поле брани… – забурчал тот, уставившись в новоприбывшую. Из тёмного стекла на него смотрел давно нечесаный бородач. – Да, а времена не те… И победы нет, и жизни – тоже… Потери, потери… Одиночество… И кто поймёт…

Доминик сглотнул подступивший к горлу комок – ведь это были его мысли.

– Вы что-то потеряли? – тихо спросил он.

Солдат молча кивнул и опрокинул в себя терпкое. А потом уронил голову на стол, продолжая бормотать что-то несвязное.

– Нам лучше уйти. Здесь вы уже ничего не услышите, – подошёл к Пелерину Пьер.

– Да. А хотелось бы!.. – ответил тот