успела выйти замуж, родить ребенка и развестись.

Следовало отдать должное ее находчивости: заручившись институтской справкой о принадлежности к обслуге мира животных, она без экзаменов поступила в ветеринарный колледж. К моменту получения диплома старую заведующую виварием отправили на пенсию, и Зинаиде предложили это место. Не заставив себя долго уговаривать, она быстро вошла во вкус и курс дела: лично перезнакомилась с поставщиками (батоны, творог, зерно, комбикорм), подружилась с бухгалтерией, поставила на место алкоголичек-уборщиц.

Более всего Зинаиде нравилась и удавалась представительская часть ее обязанностей. В середине дня, ближе к обеду, она подкрашивала иссиня-бледные губы, становилась на каблуки и, покачивая бедрами, поднималась из пропахшего мышами подвального бункера на второй этаж в бухгалтерию. Сотрудницы бухгалтерии – простые девахи с нархозовскими дипломами – быстро признали ее своей и с удовольствием наливали ей чашку чая. За чаем обсуждалось все – бухгалтерия, что твоя инквизиция, – и Зинаида вошла в узкий круг людей, знавших о закулисных буднях института гораздо больше, чем положено по должности.

Между тем, удачно обустраивалась и личная жизнь. Напротив института располагался «почтовый ящик» – работавшее на «оборонку» исследовательское учреждение закрытого типа, вход в которое, томясь от бездействия, охраняли дюжие молодые ребята в милицейской форме. С одним из них – рослым, голубоглазым, с пшеничным чубом, непослушно выбивавшимся из-под фуражки, – у Зинаиды как-то сразу все сложилось. Очень кстати пришлось, что он давно жил в общежитии, но был уже близко на очереди на жилье, причем семейный статус существенно ускорял его получение. В общем, Зинаида второй раз оказалась замужем.

Вскоре молодожены получили квартиру и зажили вполне благополучно. Супруг, правда, не хотел детей, но Зинаиду это не огорчало – свой у нее уже был, к тому времени почти взрослый.

Так складывались судьбы Зинаиды и Ольги, почти ровесниц. У одной – от университетской скамьи до уборщицы; у другой – от вонючей тряпки-полотерки и беспросветной доли «разведенки» до белоснежного, по фигуре, крахмально-хрустящего халата и хорошего парфюма, гармонично дополнявших размеренно-благоустроенный быт и жадного до молодых утех мужа.

Нет смысла говорить, что обе женщины не любили друг друга.

4

В лаборатории текучесть кадров была невелика: с академической службы, как правило, выносят только «ногами вперед». Сотрудники работали бок о бок долгие годы, а то и десятилетия. За такое время друг о друге узнавалась вся подноготная, и прежде всего – слабые стороны и уязвимые места. Знание таких подробностей срывало с людей флер значительности и напускной важности, а потому, сплетничая друг с другом и перемывая косточки коллегам, сотрудники величали «третью сторону» предельно просто: по имени. Даже великовозрастного завлабораторией, несмотря на профессорское звание и авторитет, называли либо кратким и емким «шеф», либо не более чем инициалами – Б.Б. Но было два человека, которые даже «за глаза» неизменно удостаивались полного имени-отчества: Геннадий Семенович и Николай Антонович.

Надо признать, было за что: какие бы сиюминутные выгоды и бонусы это ни сулило, они никогда не подличали и не опускались до откровенно практичной неправды. Много позднее один из них натолкнулся на арабскую пословицу: «Если нельзя говорить правду, не аплодируй лжи». Они и не аплодировали.

Их считали если не друзьями, то приятелями. И в самом деле, совместная работа была приятна им – в том смысле, что доставляла удовольствие. За долгие годы они научились понимать друг друга не то что с полуслова – с полубуквы, и это приносило свои плоды. Со временем в их ведение перешли самые сложные и трудоемкие методики, с помощью которых лаборатория неизменно успешно отчитывалась перед институтским руководством.

Это давало неформальное право на некоторые привилегии. Только они могли с утра позвонить шефу – фанатичному поборнику порядка и дисциплины – и предупредить, что «немного задержатся», называя причину как есть – «проспал чего-то…». И – вершина наглости, – терпеливо выслушав благожелательное ворчание Б.Б., аккуратно напомнить: «Вы запишите меня в библиотеку, чтобы неприятностей не было…»

5

Более разных, абсолютно непохожих друг на друга людей надо было поискать. Даже внешне: Николай Антонович – позволим себе дерзость и будем величать его проще: Николай – высок, строен, подтянут, безукоризненно выбрит, в элегантном костюме-тройке и галстуке в тон. У Геннадия в школе была кличка – «Пьер Безухов»: среднего роста, с широкими покатыми плечами и массивным торсом, скрадываемым безразмерным дешевым свитером поверх неизменных потертых джинсов. Физическое сходство с героем Толстого дополняли очки, которые в сочетании с густой рыже-седой бородой изрядно старили его.

Они пришли в лабораторию почти в один год, но в разном статусе. Николай – подающий большие надежды баловень судьбы: блестящее окончание медицинского института, работа в столичном пригороде на должности замглавного врача райбольницы. Он и жену подобрал себе под стать: однокурсница из благополучнейшей по советским меркам инженерно-врачебной семьи с просторным частным домом в черте столицы. Многократная чемпионка республики, она стояла вполоборота в профиль на фотографии под стеклом его столешницы, натянув тетиву лука, и порыв ветра отбрасывал длинные волосы, открывая умопомрачительно красивые ноги из-под спортивной мини-юбки. Самому Николаю, хотя и выходцу из провинциальной глубинки, также не приходилось стыдиться за свое «приданое»: родной брат – академик и директор учреждения, от названия которого невольно хотелось поежиться: «НИИ онкологии и медицинской радиологии».

В общем, пара получилась на загляденье, хоть куда, а лучше – на обложку журнала. Жаль, не доставало подходящих изданий, а то бы красоваться ей в глянцевом формате…

И девиз Николая, ледоколом пролагавший ему путь по жизни, сочетал по-крестьянски мудрость и простоту и звался – Его Величество Здравый Смысл. И бытие его шло замечательно.

Как по маслу.

6

Пожалуй, именно здравого смысла, практичности как раз и не доставало Геннадию. В элитной университетской группе, где он учился, девки были на подбор: холеные, образованные, породистые. Мешковатый, стеснительный, к тому же, «бесквартирный» выходец из семьи провинциальных учителей не котировался у них