диспетчер? Что тут? Антон? Какой Антон? Может, ему позвоним. Наверняка, баба какая-то Антоном записана.

– Солнышко, – сказал Жадин и сделал глоток, – Антон – с работы мужик. Я даже не знаю его. То есть знаю, но не то чтобы очень. Он ремонтник. Обещал мне аккумулятор починить.

– Сейчас мы узнаем, какой аккумулятор тебе чинить будет, – сказала Лена и позвонила Антону.

Конечно, в пятом часу ночи никто трубку не взял. И в диспетчерской тоже никто не взял. Хотя должны были.

– Хорошо, – сказала Лена. – Подождём утра.

И ушла спать, а Жадин остался на кухне допивать самогонку и доедать холодец.

А ровно в восемь Лена проснулась и сразу позвонила в диспетчерскую.

– Здравствуйте, – приятным голосом сказала она. – Я жена и мама Артёма Жадина, хочу узнать, где мой муж по ночам шляется. Говорит, что на работе всю ночь гайки ваши крутил по-электричеству. Врёт ведь, признайтесь. Только вы не врите, потому что я враньё за сто километров чувствую.

А трубку телефона, как назло, взял Шнобелевский Георгин Валентинович. Он как услышал приятный женский голос, засмеялся и на выдохе со смехом ответил:

– А кто такой Жадин? Мы такого даже не знаем. Никакого Жадина здесь нет и не было никогда, кроме вчерашней дневной смены.

– Я так и думала, – ответила Лена и бросила трубку.

Георгин Валентинович посмеялся и отправился курить в специально отведённое место. И когда Крошкин робко спросил: «Почему Вы смеётесь?», радостно сообщил: «Опять Лена Жадина звонила. Снова Артём всю ночь бродит где-то».

– Так он работал чуть ли не две смены.

– Мда? – Георгин Валентинович почесал макушку. – Ну и ладно.

И засмеялся снова.

30 ноября 2016

Смех выдал Георгина Валентиновича.

Лена, как услышала, что кто-то хохочет за дверью, сразу поняла, что это Шнобелевский.

– Не открою, – сказал она.

– Мы к Артёму. С работы. Срочно нужен, позови, пожалуйста.

– Вместе шлялись? Ведь только что ты по телефону отвечал. Или опять обманули. В подъезде ждали, морды ваши бесстыжие, когда самогон вынесет.

– Совсем нет, – стал было оправдываться Георгин Валентинович. Даже смял в руках от волнения шапку, но сразу пресёк себя и возмутился: – Вы как разговариваете с нами?! Мы всё-таки диспетчера! С работы Вашего мужа.

Лена посмотрела в глазок и увидела там усатую физиономию Георгина Валентиновича и Тиму Крошеля с глупой вытянутой улыбкой на губах.

– Удостоверения покажите.

– А Вы дверь откройте – мы покажем, – подал голос Тима.

– Показывайте в глазок.

– В глазок не видно ничего.

– Я увижу. Не сомневайтесь. Не первый год замужем.

Вздохнул Тима, загоревал, хотел было даже заплакать, чтобы жалость у тёти вызвать, но Георгин Валентинович отпихнул в сторону сына, достал из кармана удостоверение и открыл его перед глазком.

– Смотрите: вот написано: «Пятая группа», вот предприятие, имя и фамилия. До экзамена ещё полгода и три дня. Что ещё нужно?

– Талон давайте.

– Что? – Шнобелевский засмеялся опять. – Зачем талон?

– Выдирайте, говорю, талон и давайте мне.

Шнобелевский почесал затылок.

– Нет, ну это слишком. И какой талон дать?

– Четвёртый.

– Что? Ну уж нет. Я лучше как-нибудь без Жадина обойдусь, чем четвёртый талон отдам. Он, всё-таки, самое ценное, что у меня есть. После него только увольнение.

– Не хотите – как хотите.

– Тётя, позовите, пожалуйста, Артёмку, – затянул унылую песню Тима.

Шнобелевский толкнул его и погрозил пальцем.

– Или талон, или никаких вам Артёмов сегодня, – сказала Лена и заглянула на кухню, где Жадин в обнимку с бутылкой полулежал на столе.

Шнобелевский почесал затылок, посмотрел на Тиму, который готовился заплакать, подёргал усы за кончики, снова посмотрел на Тиму и сказал:

– Первый.

– Третий, – ответили из-за двери.

– Первый.

– Второй.

– Второго нет. Выдрали.

– Значит, и первого нет.

– Откуда Вы знаете? Может, у нас не по счёту выдирают.

– Я не первый год замужем. А, точнее, двадцатый. Из-за вас, кстати, праздник мой отменился. Холодца нет, самогона тоже. Вы зря сюда пришли, кстати.

Тима Крошель стал тихонько скулить. Шнобелеский пнул его незаметно по ноге и погрозил пальцем.

– Выдирают не по очереди. За разные нарушения разные талоны. Возвращают через год. За примерное поведение могут вернуть раньше.

– Все они так говорят.

– Да кто все?

– Нарушители. Все говорят одно и то же.

– Мы диспетчера.

– Все так говорят. Кого ни спроси – все начальники. Все грозят, обещают разобраться. Слышали, плавали. Не первый год замужем.

– Елена… Как отчество? – уголком усов шепнул Георгин Валентинович.

Тима пожал плечами.

– Елена, Вы нас простите великодушно. Позовите, пожалуйста, Артёма. Он очень нам нужен. Производство подвига требует. Можно сказать, страна к Вам пришла в нашем виде, а Вы нам открывать не хотите.

– Ты мне зубы там не заговаривай, – ответила Лена. – Я ваши песенки сладкие сто раз слышала. У меня, кроме Артёма, ещё два ребёнка есть: девяти и двенадцати лет.

– Но мы взрослые, – сказал Георгин Валентинович и погрозил кулаком Тиме, который изобразил своё самое готовое заплакать выражение лица. – Вся страна на Вас смотрит и осуждает, что Вы электричеству запрещаете по проводам течь и давать людям свет, радость и всего хорошего, чего пожелаете сами. Вы чего желаете?

Георгин Валентинович замер, предвкушая услышать нужный ответ, но Лена была непреклонна:

– Четвёртый талон.

Георгин Валентинович хохотнул, почесал затылок и сказал Тиме:

– Гаси автомат.

Тима растерялся и промямлил:

– Разве можно? У нас границы балансовой принадлежности по болтовые соединения на вводе в щитовой дома.

– Гаси говорю.

– Мы право не имеем. По инструкциям производства.

Георгин Валентинович оттолкнул Тиму в сторону, открыл щиток, посмотрел номер квартиры Жадиных и отключил все их автоматические выключатели, потому что пакетный выключатель пальцами повернуть не смог.

– Вот видите! – сказал Георгин Валентинович. – И так будет во всём городе, если Вы нам Артёма на смену не дадите. Вы разве этого хотели? По телевизору сейчас как раз очень интересный сериал показывают про любовь и всякие остальные хорошие вещи, а Вы пропускаете его из-за каких-то Ваших выдумок женских.

– Теперь точно Артёма никуда не пущу, – ответила Лена из-за двери. – Если уж сериал про любовь испортили мне, будете под дверью сидеть до самого нового года.

О новом годе, конечно, лучше было молчать. Потому что, как только Тима узнал, что пропустит новый год, перестал сдерживаться и заплакал в полный голос.

Георгин Валентинович подлетел к Тиме:

– Ты что? Ну-ка перестань! А вдруг кто-нибудь увидит. – И оглянулся по сторонам. –