весь дрожу. Раньше я слышал о похожих случаях, даже читал, как следует поступить, но на практике столкнулся в первый раз. Я взял себя в руки и начал действовать. Первым делом уговорил женщину подождать за дверью. Она, понимающе взяв за руки сына с больным животом, вышла в коридор. На секунду мы с отцом мальчика встретились глазами, и я четко увидел в них отчаяние. Ни до, ни после такого яркого отчаяния я больше не встречал. Зачем то я надел перчатки, и взял в руки самый большой шприц который был. Отец мальчика стал беспокоиться, я ничего не сказал. Затем повернул смеситель в раковине, и оттуда потекла теплая вода. Наполнив шприц водой, я подошел к койке попросил отца мальчика подержать сына в сидячем положении. Тем временем струйка крови проделала русло по коже мальчика. Она текла по щеке, дальше по шее и впитывалась в белую футболку. Вокруг шеи мальчика образовался жуткий воротник темно бордового цвета. Я подавил внутреннее волнение и поднес шприц к уху мальчика, а его отцу велел подержать свободной рукой металлический хирургический лоток прижатым к щеке. Увидев мое сосредоточение, отец отвернулся, прищурив глаза. Я глубоко вдохнул и впрыснул содержимое шприца. В следующий момент вместе с вытекшей водой послышался еле уловимый звук чего-то твердого о край лотка. Я был собой доволен, мальчик почему-то переставал плакать, а в лице его отца впервые замечена бледная улыбка. При дальнейшем осмотре выяснилось, что жизненно необходимые части уха целы, а кровь сочилась из поврежденной внутренней части ушной раковины. Видать с такой силой вонзил мальчик этот несчастный карандаш себе в ухо. С тех пор с подобным я не сталкивался. Тот случай в моей жизни самый тяжелый.

С этими словами, он улыбнулся, словно давая понять, что рассказ окончен. Женщина смотрела на него с назревающим вопросом в голове.

– А со слухом мальчика все было в порядке?

– Гм, слух его не пострадал абсолютно. Случись так, я бы, скорее всего не рассказывал бы эту историю.

– Почему?

– Не знаю. Наверное, я бы считал себя виновным.

– Хорошо, что все благополучно закончилось для вас. Еще лучше для мальчика.

Они вместе посмеялись. Ее изначальное недоверие казалось, улетучилось вместе с порывами ветерка. И теперь царила дружественная обстановка. Затем со скрипом остановился очередной автобус, словно ворвавшийся в атмосферу земли астероид. Она взглянула на него и тут же поспешила. Прощаясь, она проговорила, что он может гордиться своей добротой.

С удивительной легкостью она села в автобус. С шумом закрыв двери, он поехал. Наш герой думал, об ее словах. Для него все не имело смысла, кроме ее последних слов. Они словно несколько капель воды впитались в почву его сознания, давая жизнь растению с последним, не опавшим листком. Его не интересовали ее вопросы, не коробило чувство вины за то, что он рассказал историю своего соседа и его сына. Он не замечал даже развязанных шнурков на левом ботинке. Он был опьянен ее словами: «Вы можете гордиться своей добротой». Возможно, это обычные слова любезности в ее арсенале, из припасенных на подобный случай. Но возможно, вполне искренний порыв. Все это не имело значения. С чувством удовлетворения, он направился к себе домой, накупив по пути продуктов на нехитрую стряпню. В тот вечер он смотрел телевизор, готовил для себя ужин, проделывал давно забытые телом приседания. Все делал, с каким-то воодушевлением. Словно пушистое перо щекотало сердце, даже на миг, не подпуская признаков уныния и тоски.

* * *

Последующие дни проходили в привычной размеренности, с единственной разницей в поведении нашего героя. Он стал проявлять робкие попытки шутить в разговорах. Это отразилось, прежде всего, на отношении коллег к нему. В прежние времена попытка вставить с их стороны очередную шутку, даже самую малую, непременно встречала негодование и порой злобу. Но часто просто игнорирование, проявляющееся в абсолютном отсутствии какого-либо выражения лица. Что поначалу они воспринимали как ответ на неудачную шутку, но затем всем стало ясно, что у него начисто отсутствует чувство юмора. И вот коллеги, привыкшие разговаривать с ним только о рабочих моментах, или, в крайнем случае, о банальных формальностях вроде погоды. Были крайне удивлены, если не сказать обескуражены. Через несколько дней после той встречи с женщиной на остановке, он решил выдать наружу распирающий душевный подъем, посредством шутки.

За обеденным столом сидели четверо: «старший» – пятидесятилетний мужчина, «младший» – парень двадцати четырех лет от роду, «средний» – тридцатидвухлетний молодой отец двоих детей, ну и наш герой – ни разу неженатый тридцати шестилетний человек. Их объединял тот факт, что они являлись коллегами. Все кроме последнего бурно обсуждали личную жизнь «младшего», который с любезностью подкидывал все больше деталей. Всем было известно, что он имеет роман с разведенной женщиной тридцати семи лет с двумя дочерями. Дочерям было восемь и пять лет соответственно. На этот раз он поведал об излишней ее заботе.

– Я даже не знаю, ну она заботиться обо мне. Ей нравится это делать. Вчера, например, мы шли после кино, как вдруг она застегнула мою ветровку и говорит: «Сейчас ходить с распахнутой грудью опасно, можно подхватить простуду».

– Я не знаю, хорошо это или плохо, но чувствую, что ненормально.

– Я же тебе говорил, что она слишком взрослая для тебя. У нее совсем другие потребности и ожидания. А тебе надо найти свою ровесницу и поймать с ней волну так сказать. Резюмировал «старший». Тогда «средний» говорил, что в принципе для жизненного опыта не видит ничего плохого в этом и добавил:

– Но будет лучше, если ты поймешь, что морочишь голову и ей и себе. И чем раньше, тем лучше. Всё-таки тринадцать лет разницы.

«Младший» не унимался в попытке донести вопрос.

– Ну, я же вас спрашиваю о другом. Она застегнула мне ветровку. Что это значит, и как понять?

Обычно в подобных разговорах наш герой занимал нейтральную позицию. Могло показаться, что обсуждения его не касались, словно течение реки, обтекающее десятилетиями лежащий камень. Изредка он добавлял утвердительное «да», не слишком уверенное «возможно», и словосочетание с отрицательным подтекстом «наверное, нет». Но в этот раз его ответ был другим.

– А может она относится к тебе как к старшему сыну.

Изречение удивило всех, как было сказано выше. Затем первоначальное недоумение сменилось улыбками. Они появились на лицах по очереди. А «старший» даже добавил с