Артем Зеленин Vulgata

Соленый ветер, гонимый вольными океанскими волнами с шумом, завывал над небольшим поселением, аккуратно разместившимся среди скалистых фьордов. Весь небосклон затянуло темным тяжелым покрывалом могучих туч. Лишь молнии, знаменованные басовыми раскатами грома, время от времени освещали это местечко, получившее по призванию прозвище края света. В воздухе отчетливо слышался запах озона. Волны-бунтари обрушивались на истерзанные временем острые скалы-великаны, превращаясь в брызги белой пены.

Все жители поселения попрятались в своих маленьких уютных лачужках. Такая ненастная погода в этих местах отнюдь не была редкостью. Несмотря на это, многие жители не спешили покидать городишко под говорящим названием Гэйлтаун. Здесь не встретишь типичной для большого города суеты. Жизнь течет размеренно, даже гармонично. Найденные неподалеку залежи ценных камней и минералов, золота обеспечили весьма небедную жизнь городку, который успел стать заповедной зоной. Ведь буквально десять лет назад власти запретили бурение скважин, чтобы природа оставалась девственной и нетронутой в здешних краях.

По причине неблагоприятного климата туристы не спешили посещать этот захолустный уголок Земли. Лишь изредка можно повстречать на улочках или в баре Гэйлтауна золотоискателя или чудного ученого, изучающего флору и фауну.

Но даже такая отталкивающая погода не всегда может помешать чьим-то планам. В то время, как люди сидят на мягких диванах, укутавшись теплыми пледами, попивая горячий шоколад в своих жилищах, просматривая любимую передачу, фильм, или же под бокал насыщенного ароматного глинтвейна читают затянувший с головой роман, один из жителей так и остался стоять на улице. Да-да, прямо в шторм, под проливным дождем. Именно так начинается эта короткая, но от этого не менее интересная, история.

Он неуверенно шел по вымощенной мостовой и, минув центральную площадь, свернул с главной улицы. А держал свой путь к небольшой старой церквушке, которая располагалась на самой окраине городка. Редко посещаемая, совсем обветшалая она в полном одиночестве стояла будто отдельно от всего городка. Даже на подходе к церкви, заканчивалось асфальтное покрытие, переходя в грунтовую проселочную дорогу.

Но и ее размыло дождем и теперь она лишь отдалено напоминала настоящую дорогу.

Бедняге пришлось прокладывать свой путь по самой грязи, утопая по щиколотку в глине. Ну все же лучше, чем лезть через колючие кусты шиповника или повернуть назад, как он делал уже много раз, откладывая задуманное на потом. И вот, наконец, он решил окончательно и бесповоротно достичь своей цели.

Но, чем ближе он подходил к церкви, тем острее возникало желание повернуть вспять, руки тряслись, а иссохшие губы жалко глотали воздух. Подойдя к дверям, мужчина не смог сразу войти. Если бы вы взглянули на него со стороны, вы бы сразу поняли, что он сильно боится. Но не стоит сразу же вешать ярлыки, ибо если не ведаешь страха, то не сможешь вступить с ним в бой и победить его, став на голову выше.

Мужчине на вид было лет пятьдесят, но друзья и близкие знали, что ему не было и сорока. Худое пожелтевшее лицо, впалые скулы, бесцветные глаза в широких глазницах, почти всегда смотрящие в пол, будто чего-то стыдясь. Старенький пуховик смотрелся весьма нелепо и мешковато на худом, будто вытянутом теле. Сгорбленность придавала этому ансамблю еще более нелепый вид. Длинные худые пальцы теребили старую черную шапку, будто ища в ней новые дыры, коих и так было немало. Низ брюк и ботинки были облеплены глиной.

Мужчина долгое время не решался войти. В попытке сделать шаг к двери, он простоял более десяти минут. Он уже промок насквозь, но, казалось, вовсе не замечал капризов погоды.

Но вот, все-таки ноги сделали несколько неуверенных шагов по небольшой лестнице. Белые от напряжения костяшки пальцев неуверенно и робко постучали в массивную дубовую дверь. Еще через пять минут повторив манипуляцию, мужчина услышал шаги внутри помещения. А еще через несколько секунд дверь со скрипом приоткрылась.

– Это ты, Хорнст? А я-то думаю, кому в такую погоду дома не сидится. – говорящий не спешил открывать дверь полностью и пускать внутрь непрошеного гостя. – Иди домой. Нечего тебе тут делать в такую погоду.

– Отец Густав… Простите меня, что давно не посещал церковь и что явился в столь неподходящий момент. – говорил бедняга тихо и неуверенно, было слышно, как от холода стучат зубы. – Мне… Я бы хотел… Ну… это… Исповедоваться.

– Ох… Ладно, заходи. Все равно вечер уже испорчен.

И вот теперь, при должном освещении, мужчина, с которым мы уже успели познакомиться, мог увидеть собеседника полностью. Человек небольшого роста с сильно выпирающим животиком, быстрыми глазами, по лисьи хитрыми, и по кошачьи плавными движениям. Сейчас он натягивал на себя мантию, всем видом показывая, что мужчина посетит сию обитель не вовремя. Подойдя к нему ближе, Хорнст учуял весьма стойкий запах Лондонского джина, так популярного в этих местах.

Было понятно, что пастор уже начал расслабляться, а Хорнст ему помешал. Но церковный служитель понимал, что не мог отказать прихожанину, иначе можно было потерять авторитет всего городка. Ему оставалось лишь смериться и побыстрее закончить этот прием, чтобы продолжить… Эммм… Коротать время.

– Ну что, говори, сын мой. – начал Исповедь отец Густав, зайдя в конфессионал.

– Понимаете… Кхх…Ну это…Хм…– Хорнст не знал, как начать. Голос его дрожал. Ему было трудно. Он очень долго собирался с мыслями, но все же продолжил. – Я хочу признаться… Но мне трудно об этом говорить.

– Не бойся и не переживай. Выскажи, все что тебя гнетет, все, что таит твоя душа. Освободи сердце и разум.

– Я хочу признаться, что я пьяница и слабак! Все, что я делаю – это пью и играю в кости, пропивая весь свой, и без того скромный и даже скудный, заработок. Я внушил себе, что у меня тяжелая жизнь. Я постоянно ищу причины чтобы выпить и потеряться в этом ужасном мире. Да, у меня было много черных полос. Но моя жена справляется с этим, справляется с детьми, которых я почти не вижу, терпит меня. А я не могу справиться. Я хочу вырваться из этой ловушки, но не способен без сторонней помощи. Это словно яд, который проник в мой организм. Я знаю, что это отравляет меня, уничтожает изнутри. Но я слаб, пастор Густав, очень слаб. И я уже не волен помочь себе сам, поэтому набрался наглости и пришел к вам.

– Вот, что я скажу тебе… Все мы не безгрешны. То, что ты признаешь свои пороки, уже большой шаг вперед. Но ты уже глубоко увяз в этом болоте. Тебе будет очень сложно выкарабкаться. Что ты делаешь со своей жизнью? С жизнью своей жены,