хочет понять, боится.

– А ты пробовала говорила с ним об этом?

– Конечно. И о Конституции, и о демократии – да обо всем.

– А он что?

– То же самое, что и 200 лет назад – только его предки. Я уже год назад поняла, что диалогом этот вопрос не решить; я думаю, революция неизбежна.

– Я бы не хотел, если честно, – немного с ужасом произнес Саша.

– А кто хочет, Саш? Но вспомни те времена, когда тебе есть было нечего, а наша замечательная знать строила себе дворцы и покупала яхты. Совесть не просыпалась, увы.

– Тогда время было другое. Да и потом: сейчас я живу и ни в чем себе не отказываю. А ты вообще никогда на жизнь не жаловалась, ты и есть самая что ни на есть знать.

– Время всегда одно. Наша семья близка ко двору, но я же не царь. А в этой стране решает все только один человек – император, ну и еще те, кто ему поклоняется активно и льстит. Мой папа, например, без обид будет сказано.

– "Эта страна" – иностранцы о своей Родине так никогда не скажут.

– Господи, ты уже не первый, кто только за сегодняшний день обвиняет меня в нелюбви к России.

Аня уткнулась в спинку дивана и неожиданно заплакала.

– Что случилось? – спросил он, – что ты, не переживай, прости.

– Ничего, просто хочешь, как лучше, а получается, как всегда. Все нормально, – слезы уже высохли на ее щеках.

Она немного помолчала.

– Завтра на Мосфильм пойдем с Лизой; если бы мы могли радоваться так же, как она, – сказала Аня.

– Ты помнишь ее глаза, когда мы зашли в студию, где снимали передачу? – спросил Саша.

– Да, нам бы так, – согласилась Аня, улыбнувшись.

– Не говори! Хотя когда-то и ты была без ума от счастья – когда впервые присутствовала на съемочной площадке.

– Ага, такое невозможно забыть. Только это давно было, 10 лет назад.

– Ну, а когда впервые с императором говорила? Потом звонишь мне: "Саша, со мной говорил сам император! Он мне поцеловал руку!.."

– Да, тогда я его еще любила. Хотя это было всего пару лет назад.

– А сейчас, нет? А я с ним ни разу не говорил.

– Нет, не очень. Сейчас у меня с ним чисто деловые отношения, а не восторженно-романтические. Хочешь, познакомлю?

– Если не сложно.

– Хорошо. Но, боюсь, узнав его ближе, ты сильно разочаруешься в нем.

– Ладно, довольно о царе. Ты-то как?

– Да, средне. В 11 класс перешла. А ты?

– Все хорошо, осенью закрытая премьера фильма "Август восьмого" будет; у меня там была небольшая роль. Можешь прийти.

– Конечно, спасибо за приглашение. А о чем фильм-то, кстати?

– Ну, о войне августа 2008 года; о любви. Трогательная история.

– Интересно. Кошмар, во всей этой суматохе – даже не в курсе того, что в мире делается.

– Журналистикой занимаешься?

– Да, в принципе. Ну, я на юриста буду поступать.

– Папа настоял?

– Да, я и сама с ним солидарна в данном вопросе.

– В Европе или в России будешь учиться?

– Скорее, в Европе или в США. Пока не решили. А у тебя так никого и нет?

– Вика, она в Лондоне учиться и живет. Я же говорил.

– Разве? Ничего не помню! А на кого учиться?

– На дизайнера. Ты, что, забыла? Раньше ты никогда не страдала склерозом… – удивился Саша.

– Прости. Просто куча всего навалилось; тяжело очень.

– Что, Аня! Что?! Скажи, легче будет!

– Завтра в 2 часа дня у меня встреча с послами из США.

– Это папа просил, что ли?

– Нет, совсем нет. Это личное.

– В смысле личная жизнь?

– Нет; индивидуальная политическая работа, так сказать.

– Анюта, – внезапно глаза Саши округлились, он был испуган, казалось, он все понял, – ты что-то задумала? Пожалуйста, не лезь. Я тебя очень прошу. Вспомни, что было с декабристами.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Прости, но я уже давно все для себя решила; работа идет и в 2012 в России будет революция. Я ее создаю, меня, может, казнят… Но я не могу смотреть равнодушно на то, что твориться в стране. Не могу и точка.

– Аня, если ты не бросишь свои страшные игры, то я позвоню твоим родителям и все им расскажу. Пожалуйста, не совершай глупостей.

– Ты не позвонишь, ты никогда не настучишь; ты не способен на такую подлость, я слишком хорошо знаю тебя.

– Ладно, ты права. Но я не позволю тебе, одумайся! Тебе жить надоело? Тебе 16 лет, зачем ты рушишь свою жизнь, свою судьбу? Кто? Кто тебя на это направил?

– Никто, я организатор. Я наняла Н. и многих других революционеров, плачу им, они работают. Ничего личного, чисто деловые отношения.

Возникла небольшая пауза, наконец, Саша сказал:

– Аня! Я тебя прекрасно понимаю! Сам такой же был когда-то, да в глубине души и остался до сих пор. Но тебе себя не жалко? Не страшно? Ты не боишься? Где гарантия, что все обойдется без крови, что тебя не посадят?

– Саш! Я, по-твоему, не человек?! Смешно даже! Да, я боюсь, очень. Это очень мерзко. Кстати, да, ты прав; я подумала насчет императора – и решила, пусть живет. Так что крови много быть не должно. Все намечено на октябрь 2012 года, еще больше года, но уже все продумано до мелочей.

– Ты сумасшедшая! – сказал обреченно Саша. – Я верю, что ты можешь все, но такое, не ожидал.

– Все гении сумасшедшие!

– Кто-нибудь знает о твоих планах, кроме меня?

– Лиза и все.

Он нервно теребил что-то в руках, пытаясь что-то предпринять. Если Аня что-то решила, то переубедить ее невозможно никому, и это он знал. Получалась какая-то безвыходная ситуация – его подруга готовилась совершить государственный переворот, преступление, а он никак не мог предотвратить это.

Вскоре они легли спать.

…Анна долго не могла уснуть – ей казалось, что революция завтра, и она боялась. В какой-то момент она чуть было вообще не решила отказаться от безумной затеи: но, вспомнив, о том, какую ей придется платить неустойку исполнителям, тотчас же передумала. Она вспомнила, как год назад читала роман-классику Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание" и, пораженная тем, как автор описывает состояние главного героя, хотела тоже кого-нибудь убить, а потом написать роман. Впрочем, это была лишь мимолетная мысль, ее нередко посещали чудовищные идеи. Хотя она была нормальной и вовсе не сумасшедшей. Наблюдалась у психолога, но там были свои причины. Теперь же она сознательно шла на преступление и