спала на кровати матери, видимо они вместе спали на ней в эту ночь. В окно, через щели закрытых шторок, пробивались яркие лучи солнца.
Валюша открыла сонные глаза и спросила: «Ты как, а?» Я улыбнулась Вале и ответила: «Очень хорошо. Как будто и не было ничего…»
– «А я то вчера так испугалась, так испугалась! Ты была такая бледная, а губы синие и я боялась, что не доведу тебя до нас, что упадешь по дороге где, что я делать буду?..» И глядя на меня, она весело рассмеялась.
Услыхав наше перешептывание, за заборку заглянула тетя Дуся: «Вставайте, чирикалки, раз проснулись, – сказала она, – умывайтесь и картошку лопать, пока горячая!»
После завтрака, когда я собралась уходить домой, тетя Дуся сказала: «Ты, Любочка, в глаза то сильно людям не гляди, особо тем, кто тебя нахваливает или ругает. В твои чистые, ясные глазки можно такую вот болезнь вложить и без злобы, а со злобой то еще сильнее. Запомни! Береги себя!».
И трижды перекрестила.
В конце смены ко мне подошла Аннушка и сказала, что ей надо поговорить со мной. Сегодня. Срочно. Да еще попросила никому ничего не рассказывать. Договорились, что она подождет меня за проходной мясокомбината. Аннушка работала в колбасном цеху. Девушка она была видная, статная и красивая. Милое, улыбчивое лицо с белой, очень гладкой, будто фарфоровой кожей, волнистые пряди стриженых каштановых волос и яркие зеленые глаза, придавали ее внешности какую – то кукольность. Ее так и звали – Куколка. Еще потому, что в их в цеху было три Ани. Когда заходил разговор, то сразу говорили – Куколка Аня, а были еще Аня Большая и Аня Маленькая. Мы никогда не были подругами. Так, просто хорошо знакомые. Иногда встречались на территории комбината, на танцах или в кино, здоровались и перекидывались несколькими словами или короткой новостью. Да и работала она на комбинате всего около года. Говорили, что приехала Аня на заработки из деревни, снимает «угол» у тети Фаи, одинокой вдовы, живущей недалеко от южной проходной. Я, конечно, была удивлена. Зачем я ей понадобилась? О чем будет разговор? Тем более секретный. Когда я вышла из комбината, Аннушка уже ждала меня, сидя на скамейке напротив проходной. Я подошла и присела рядом. «Ну, рассказывай, о чем хотела поговорить?» – спросила я. Аннушка посмотрела на меня и ответила: «Знаешь, Люба, я здесь не очень-то много знаю девчонок, а из своего цеха я просить никого не хочу, чтобы не было никаких разговоров и сплетен. Мне кажется, что ты не будешь болтать и никому ничего не расскажешь». – «Да, в чем дело то? Объясни толком. Конечно, я никому ничего говорить не собираюсь. Можешь не сомневаться. Сама не могу терпеть сплетниц – балаболок. Говори, что случилось?» Аннушка улыбнулась: «У меня к тебе просьба. Сходи со мной к колдуну». Я от удивления на скамейке даже подпрыгнула: «К какому колдуну? Ты где его нашла?» – «Сегодня в цеху Маша Рябова с Томкой Красиковой разговаривали, а я услыхала. Маша рассказывала Томке, что в вашем поселке живет старый кореец, он у кого-то домик там снимает. Так вот, он так хорошо гадает и всю-всю правду говорит. Ей рассказал, что в прошлом у нее было и что еще будет. За прошлое все угадал. Вот я хочу тебя попросить, чтобы ты сходила со мной к нему. Одной то как-то боязно, а мне очень, очень надо!» Я, конечно, не поверила, что в нашем Южном поселке появился какой-то предсказатель, да и идти мне, честно, не хотелось. Но и Аннушке отказать было неловко, она с такой молчаливой просьбой в глазах ждала ответа от меня… Сразу видно, что ей и в правду это очень надо. «Хорошо, давай сходим, но только где его искать будем? – согласилась я, – Поселок только строится. Кто живет, кто не живет, названий улиц и домов еще даже нет, ничего не поймешь, а растянулся он уже ого на сколько…». Аннушка обрадовалась: «Так Маша сказала, что живет он, как раз, в домике напротив железнодорожного переезда, только я то даже и не знаю, где он там, в вашем поселке, этот переезд…» – «Ну, переезд то я покажу. Только завтра. Жди меня, сразу после смены, здесь же. Домой заходить не буду, пойдем искать твоего колдуна» – сказала я. На этом и разошлись. Но, перед расставанием, Аннушка вновь попросила меня никому ничего не говорить. Я обещала. Мне даже стало интересно, зачем ей это надо и действительно ли есть такой человек, который может тебе рассказать правду о твоем будущем? На следующий день мы встретились после работы, как и договорились. По дороге разговаривали о работе на комбинате, об общих знакомых. Аннушка рассказала хозяйке тети Фаи, которая оказалась доброй и жалостливой женщиной, но достаточно строгой и требующей от Ани приходить домой не позже десяти вечера. Сразу сказала: «Не пущу, если поздно явишься. Будешь с Дозором в будке ночевать», – смеялась Аннушка, – Так ведь и правда не пустит!» Так, болтая, дошли до железнодорожного переезда. Смеркалось. Действительно, напротив переезда увидели несколько строящихся домиков. В окне одного из них горела лампа, а из печной трубы шел дымок, было видно, что в этом доме уже живут. Строящиеся дома еще не были огорожены заборами, просто стояли столбики, разделяющие участки, поэтому мы сразу подошли к двери этого дома. Постучавшись в дверь, услыхали женский голос: «Да, да, войдите!» Мы вошли. Возле стола стояла русская, русоволосая женщина лет пятидесяти, невысокого роста, достаточно плотного телосложения. Она крошила ножом капусту, видимо собиралась готовить ужин. Возле печки, на маленькой скамеечке сидел невысокий, седой и худощавый пожилой мужчина. Не русский, похожий на китайца, а может быть, на корейца. Раз говорили, что кореец, значит, это он, подумала я. На вид ему было лет около семидесяти. Он курил самокрутку, дымя в приоткрытую печную дверцу. Хозяева вопросительно смотрели на нас. Аннушка, как в рот воды набрала. Я сказала: «Здравствуйте!» Они оба кивнули. Обращаясь к женщине, я спросила: «Скажите, пожалуйста, а этот дедушка правда может сказать, что и у кого в будущей жизни будет?» Женщина засмеялась и что-то сказала старику. Мы совсем не поняли на каком языке она к нему обратилась, но старик тоже улыбнулся и ответил ей. Она перевела нам: «Если хотите знать свое будущее, он скажет. А не боитесь? Не у всех он видит хорошее, но говорит правду, не скрывает». Стало как-то уже страшновато, но еще более интересно. – «Нет, мы не боимся. Мы знать хотим», – сказала опять я. Женщина перевела мужчине. Он встал, махнул рукой, громко сказал: «Иди, девка, туда», – и пошагал в другую комнату. Мы двинулись за ним. В комнате стояли комод, кровать, шифоньер старый круглый стол,
9. «Кореец»
В конце смены ко мне подошла Аннушка и сказала, что ей надо поговорить со мной. Сегодня. Срочно. Да еще попросила никому ничего не рассказывать. Договорились, что она подождет меня за проходной мясокомбината. Аннушка работала в колбасном цеху. Девушка она была видная, статная и красивая. Милое, улыбчивое лицо с белой, очень гладкой, будто фарфоровой кожей, волнистые пряди стриженых каштановых волос и яркие зеленые глаза, придавали ее внешности какую – то кукольность. Ее так и звали – Куколка. Еще потому, что в их в цеху было три Ани. Когда заходил разговор, то сразу говорили – Куколка Аня, а были еще Аня Большая и Аня Маленькая. Мы никогда не были подругами. Так, просто хорошо знакомые. Иногда встречались на территории комбината, на танцах или в кино, здоровались и перекидывались несколькими словами или короткой новостью. Да и работала она на комбинате всего около года. Говорили, что приехала Аня на заработки из деревни, снимает «угол» у тети Фаи, одинокой вдовы, живущей недалеко от южной проходной. Я, конечно, была удивлена. Зачем я ей понадобилась? О чем будет разговор? Тем более секретный. Когда я вышла из комбината, Аннушка уже ждала меня, сидя на скамейке напротив проходной. Я подошла и присела рядом. «Ну, рассказывай, о чем хотела поговорить?» – спросила я. Аннушка посмотрела на меня и ответила: «Знаешь, Люба, я здесь не очень-то много знаю девчонок, а из своего цеха я просить никого не хочу, чтобы не было никаких разговоров и сплетен. Мне кажется, что ты не будешь болтать и никому ничего не расскажешь». – «Да, в чем дело то? Объясни толком. Конечно, я никому ничего говорить не собираюсь. Можешь не сомневаться. Сама не могу терпеть сплетниц – балаболок. Говори, что случилось?» Аннушка улыбнулась: «У меня к тебе просьба. Сходи со мной к колдуну». Я от удивления на скамейке даже подпрыгнула: «К какому колдуну? Ты где его нашла?» – «Сегодня в цеху Маша Рябова с Томкой Красиковой разговаривали, а я услыхала. Маша рассказывала Томке, что в вашем поселке живет старый кореец, он у кого-то домик там снимает. Так вот, он так хорошо гадает и всю-всю правду говорит. Ей рассказал, что в прошлом у нее было и что еще будет. За прошлое все угадал. Вот я хочу тебя попросить, чтобы ты сходила со мной к нему. Одной то как-то боязно, а мне очень, очень надо!» Я, конечно, не поверила, что в нашем Южном поселке появился какой-то предсказатель, да и идти мне, честно, не хотелось. Но и Аннушке отказать было неловко, она с такой молчаливой просьбой в глазах ждала ответа от меня… Сразу видно, что ей и в правду это очень надо. «Хорошо, давай сходим, но только где его искать будем? – согласилась я, – Поселок только строится. Кто живет, кто не живет, названий улиц и домов еще даже нет, ничего не поймешь, а растянулся он уже ого на сколько…». Аннушка обрадовалась: «Так Маша сказала, что живет он, как раз, в домике напротив железнодорожного переезда, только я то даже и не знаю, где он там, в вашем поселке, этот переезд…» – «Ну, переезд то я покажу. Только завтра. Жди меня, сразу после смены, здесь же. Домой заходить не буду, пойдем искать твоего колдуна» – сказала я. На этом и разошлись. Но, перед расставанием, Аннушка вновь попросила меня никому ничего не говорить. Я обещала. Мне даже стало интересно, зачем ей это надо и действительно ли есть такой человек, который может тебе рассказать правду о твоем будущем? На следующий день мы встретились после работы, как и договорились. По дороге разговаривали о работе на комбинате, об общих знакомых. Аннушка рассказала хозяйке тети Фаи, которая оказалась доброй и жалостливой женщиной, но достаточно строгой и требующей от Ани приходить домой не позже десяти вечера. Сразу сказала: «Не пущу, если поздно явишься. Будешь с Дозором в будке ночевать», – смеялась Аннушка, – Так ведь и правда не пустит!» Так, болтая, дошли до железнодорожного переезда. Смеркалось. Действительно, напротив переезда увидели несколько строящихся домиков. В окне одного из них горела лампа, а из печной трубы шел дымок, было видно, что в этом доме уже живут. Строящиеся дома еще не были огорожены заборами, просто стояли столбики, разделяющие участки, поэтому мы сразу подошли к двери этого дома. Постучавшись в дверь, услыхали женский голос: «Да, да, войдите!» Мы вошли. Возле стола стояла русская, русоволосая женщина лет пятидесяти, невысокого роста, достаточно плотного телосложения. Она крошила ножом капусту, видимо собиралась готовить ужин. Возле печки, на маленькой скамеечке сидел невысокий, седой и худощавый пожилой мужчина. Не русский, похожий на китайца, а может быть, на корейца. Раз говорили, что кореец, значит, это он, подумала я. На вид ему было лет около семидесяти. Он курил самокрутку, дымя в приоткрытую печную дверцу. Хозяева вопросительно смотрели на нас. Аннушка, как в рот воды набрала. Я сказала: «Здравствуйте!» Они оба кивнули. Обращаясь к женщине, я спросила: «Скажите, пожалуйста, а этот дедушка правда может сказать, что и у кого в будущей жизни будет?» Женщина засмеялась и что-то сказала старику. Мы совсем не поняли на каком языке она к нему обратилась, но старик тоже улыбнулся и ответил ей. Она перевела нам: «Если хотите знать свое будущее, он скажет. А не боитесь? Не у всех он видит хорошее, но говорит правду, не скрывает». Стало как-то уже страшновато, но еще более интересно. – «Нет, мы не боимся. Мы знать хотим», – сказала опять я. Женщина перевела мужчине. Он встал, махнул рукой, громко сказал: «Иди, девка, туда», – и пошагал в другую комнату. Мы двинулись за ним. В комнате стояли комод, кровать, шифоньер старый круглый стол,