Андрей Запискин Stand-Up

Здорово, народ! Начну сообщением для тех, кто еще не в курсе. Вы вообще знаете, что мы все умрем? А? Нет? Ну, теперь знаете! Ладно, ладно – не все, не переживайте. Только вы и вот вы, девушка! Что значит «не-ет»? Ну, хорошо, чтобы вам не обидно было – я тоже…

А поаплодируйте, пожалуйста, те, кто когда-нибудь сильно болел!

Нет, не свинкой. Свинкой мы все болеем – в пятницу вечером! Ха-ха!

Но сейчас не об этом. Я хочу рассказать о своем отце. А поаплодируйте те, у кого есть отец! А? Купились, купились..

Вообще-то, я с папашей всегда был не очень. Обычная история: пил сильно…батя, конечно, вы чё! Алкоголик, ну. Ну, как алкоголик: так, как сейчас молодые бухают, так раньше не умели. Раньше таких лечили, понимаете? Сейчас просто двойку поставят, родителей вызовут и всё!

Пил, чё. А напившись, начинал скандалить: кто в доме хозяин? Теперь-то я понимаю, из-за чего: разлюбила его мать. И жила себе, как хочется. Ну, а я, я тогда тоже осуждал его, конечно. Трудно забыть еженощные пьяные скандалы и драки. Я домой не то, что друзей приводить – сам возвращался с неохотой. Всё время у друга проводил. Надо было совсем остаться – сейчас бы в Израиле жил. А что, могло прокатить – они всё с собой брали: ковры, книги, деда с бабкой.

В итоге мы уехали – в другой город. Мать замуж вышла. Ну, нормальный апгрейд: ребенка под мышку и вперёд! Только старший брат остался с отцом. Он тогда в училище учился, отказался переезжать. Потом мама жалела, что не уговорила его.

Короче, я даже не почувствовал ничего. Как не было отца, так и нет. Отчим не в счет. Нормальный, хороший. Как холодильник: работает, кормит. Шумит, но не сильно. И только по ночам: похрапывает так тихо, уютно.

По большому счету, жизнь других для нас неинтересна в принципе, разве не так? Я только сейчас начал об этом задумываться. К примеру, ты говоришь своей девушке: «Как дела, любимая!» А тебе пофиг на самом деле. Она тебе что-то начинает рассказывать: проблемы на работе, живот болел целый день. А ты думаешь: ой, все! Милая, иди приготовь что-нибудь, жрать хочется! Она идет на кухню, такая обиженная, а ты на ее задницу пялишься и думаешь, что надо бы ей засадить. После ужина.

В общем, пока отец не заболел, я и не думал о нем. Как обычно: алло, как дела, не приеду – некогда. Ну, как, нам же насрать на жизнь наших предков, да? Что они там думают, что у них болит – какая, нахрен, разница! Подкинули бы лучше денег!

К тому же новая жена его…Ну, как бы вам описать правильно, никого не обидев. Надо смешать в одном стакане злую тёщу из одних анекдотов, скупую женщину Сару из других, добавить южного малороссийского колорита. И немного отнять: доброжелательность, щедрость, гостеприимство. В общем, это надо видеть. Хотя, нет – не надо вам это видеть. Поразительно, как отец вообще попал под это «очарование». Хотя – нет, не удивительно: после развода с мамой отец совсем потерялся и не просыхал.

Чё-то вы скисли, народ! Не смешно? Ладно, анекдот. Нет, лучше случай из жизни – не умею я анекдоты рассказывать. Итак, работал я в такси – а что, у нас полстраны таксистов. И охранников, ха-ха! Ну вот, везу бабку мимо стройки какой-то. А на заборе – реклама квартир будущих. Написано: «Загляни в свое будущее!» А бабка мне говорит: «Нет там ничего – яма одна! Я заглядывала!» Бабуля, по ходу, свое будущее точно увидела, ха-ха!

В общем, когда папа заболел, я только тогда начал уважать его. Потому что диагноз свой -страшный, неизлечимый – он удивительно спокойно принял. Даже шутил. Даже заигрывал с врачихой. А та, стерва…Система у нас такая. Сначала семь десятков кругов по всем инстанциям. Потом тебе говорят: поздно. Когда только обнаружили опухоль, и можно было оперировать, то никто никакой операции не предлагал. Только гоняли по разным анализам – несколько месяцев, народ! И все успокаивали: еще не поздно, только надо точно все проверить.

Потом, когда все проверили… Да, уже было поздно. Оперировать – послали на химиотерапию. Это такое лечение, народ, когда тебя просто травят. Ядами. Чтобы опухоль убить. А заодно и человек как бы изнутри сгорает. Не все выдерживают. Вот только не надо тут шуток, что у нас любое лечение…

Ну, мы, понятно, батю уговорили. На химию эту. И даже успокоились. А что: все возможное сделали, может, даже и вылечат. Ага, сейчас! Уже скоро ему стало совсем плохо. Пришли мы к врачу-онкологу, который папу курировал. А та, мышь белая – сама уже на пороге одной ногой – отца за дверь выгнала. А нам с женой отца, говорит: «Когда всё закончится, приходите ко мне без очереди!» Зачем, спрашиваю. «Справку выдам. О смерти. Без очереди!» А что же нам делать, спрашиваю. «Молитесь!» Тварь.

Чё-то вы опять приуныли. Расслабьтесь, народ – все там будем. Всем справку дадут, не волнуйтесь! Есть в зале врачи? Похлопайте, медики! О! Есть один! Я тебя запомнил, брат, слышишь? Ты тоже таким будешь, да, брат? Профессиональный цинизм, да? И еще жадность. Сколько у нас денег и подарков стрясли твои коллеги – ты не представляешь! За надежду.

Ну, вот, последний раз, когда я видел отца живым, он сказал: слишком быстро. Слишком быстро я сгорел, говорит. Как сухая ветка. Меня почему-то поразило это сравнение. Я тогда впервые о смерти по-настоящему задумался. Не его смерти, а вообще. И о человеческой жизни тоже. Какая она короткая и вообще…

Вот. Прошло пару дней и приходит мне сообщение. На пейджер – тогда сотовых телефонов еще не было: «Андрюша, папа умер». Она всегда меня так называла, жена отца. Как мама. Хотя относилась погано. Ну, то есть всегда боялась, что я просить что-нибудь буду. У отца, у них. Но держалась всегда приветливо. И называла Андрюшей.

Еду к отцу домой. Захожу. Картина маслом. Отец. Неживой. На полу лежит. Голый. А вокруг него две бабы суетятся. Ну, то есть, ползают на коленях и трут его мокрыми тряпками. Две бабы вокруг мертвого мужика. Две Людмилы, ха-ха! Жена отца и ее подруга, тоже Людмила. Прикол, да? Честно говоря, я офигел. Какого хрена вы делаете, думаю. Почему батя голый? Оказывается, они его обмывали так. Ну, то есть, не в морге, не кто-то там, а дома. Покойника!

Самый отстой – это чтобы сэкомомить. Жена отца решила. Чтобы не платить похоронщикам. И вот они, эти две веселые подружки, моют моего мертвого отца. Трут тряпочками. А он лежит, такой, балдеет. И тут подруга, значит, жены, Людмила, делает такое… Берет в руку член папы. Член мертвого папы! В свою руку! И начинает его тереть! Тряпкой – типа, я же мою! Я бы не удивился, если бы папа в этот момент сказал что-то типа: да, детка! Да! А эта, эта, которая зовется женой, даже глазом не моргнула! Сука! Это что делается, народ! После этого я бы не удивился, если бы эта б.. сунула член папаши себе в рот. Я еще подумал: ни