записал.

– Годится. Наведём справки.

Он всегда ковал железо горячим.

Глава 2

Телохранитель Вова зорко прощупывал глазами дорогу и ждал, когда Власыч, переварив текущие ньюс, переговорив по мобильнику, приступит к отвлечённым рассуждениям. Была пятница, они гнали в «Черепаху», а в таких случаях подопечного тянет философствовать. Дабы не отвлекать телохранителя от прямых обязанностей, Власыч, – он за стеклянной ширмой, – велел оборудовать «мерс» внутренней связью.

В прошлом телохранитель Вова был «прикреплённым», как называли охрану высших партийных чинов. Успел застать славные времена – на излёте, когда личка жила без особых хлопот, заботясь лишь формальным сопровождением. Зато летала на самолётах с отменным бортпайком, а поздними вечерами где-нибудь в Ливадии или под Гаграми «деды» со стажем, слегка поддав, позволяли себе наперегонки гонять по горному серпантину в служебных тачках. Заводить друзей вне секретной среды запрещалось, мужики годами варились в тесном кругу, через пустой риск расходуя молодецкую удаль.

– Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов, – раздалось в ухе. – Чьи строки?

– Пушкин, – с ходу ответил телохранитель Вова.

– Это про твоих бывших. Мандельштам… А вот скажи: допустим, нужна черепица на дачу. Есть финская и наша, дешевле.

Какую возьмёшь?

– Если на рупь дешевле, зачем мне наша?

– А вполовину?

– Вполовину – мусор, деньги на ветер.

– Грамотеешь, грамотеешь… – раздумывая о чём-то, пробурчал Власыч. – А если по-чесноку? Чтоб ценой и качеством?

Телохранитель Вова быстро вошёл в житейскую тему, природная смекалка подсказала:

– Тираж нужен. Ежели весь посёлок уговорю нашу взять, цену можно срезать. Но вполовину не отдадут.

– Понял, понял, – весело отозвался Власыч и отключил связь.

Водитель Серёга с густой татуировкой на запястьях скосил глаза на телохранителя – о чём это они?

Донцов был доволен. Телохранитель Вова, как обычно, вывел его на любопытные выводы. Телохранитель Вова… Мужику под шестьдесят, но даже юнцу Серёге велит называть себя Вовой, говорит, удачная была кликуха, а он – суеверный, в его деле без фарта никак. Много повидал этот Вова, много разговоров слышал, и легли они на природную закваску. В минуты дорожного безделья Донцов любил подкинуть телохранителю дурацкий вопросик, знал: Вова с его здравой, практичной выправкой скажет что-то дельное.

Виктора не интересовала черепица. Отказавшись перебрасывать прибыль за рубеж, – ну, кое-что он в Европе припрятал на чёрный день! – Донцов, глядя вперёд, вложился в станкостроительный заводик. Дело новое, конкуренции нет, а завтра, глядишь, можно вылезти в лидеры перспективной отрасли.

Но рынок – под импортом. А донцовские станки, хотя простые, – пока! – по цене вровень с германскими. Кто их возьмёт? Виктор и без телохранителя знал, что для удешевления нужна крупная серия. Но практичный ум Вовы подсказал, как действовать. Договориться с путейцами о поставке нескольких станков, а может, скинуть цену, если они переоснастят сразу всю дорогу.

Отключив связь с телохранителем Вовой, набрал Кривцова, условился о встрече:

– Есть разговор!

С магистрали машина свернула на боковую улицу, затем в квартальный проезд и встала у двухэтажного дома со скромной неоновой вывеской над едва приметной, облупившейся железной дверью – «Черепаха». Когда Донцов прикатил сюда впервые – кстати, с Кривцовым, который поручился за него, – телохранитель Вова намётанным глазом определил:

– Бывший детсад, доконно. А вот и детплощадка, ноне – парковка. Уютное местечко для высшей лиги слуг и печальников народа.

Ресторан «Черепаха» внешне выглядел непрезентабельно, даже удручающе. Но за пыльной дверью во всём блеске открывалось скромное обаяние новой русской буржуазии. Владелец заведения Жора Бублик – по слухам, в прошлом браток, присвоивший общак, и вовсе не Жора и не Бублик, а лицо азиатского происхождения, – притащил из Италии девяностых тогдашнюю моду на контрасты: фешенебельные клубные рестораны, где собиралась деловая, а отчасти и политическая знать, не били в глаза пышной рекламой, поражая изысканностью интерьеров. Но «Черепаха», понятно, переплюнула итальянских предков по роскоши. Зеркала в широких золочёных рамах, резной дубовый декор по стенам, потолки в пасторальных росписях, причудливые полотна в стиле модерн, по углам роскошные трёхламповые жирондоли в старинном стиле. При первом взгляде на это изящество Донцову померещилось сравнение со светским храмом. Но когда поднялся на второй этаж, предназначенный для людных застолий, образ храма уступил подобию расписных кремлёвских палат.

Доступна «Черепаха» была лишь обладателям клубных карточек, обретение которых дозволялось по рекомендации завсегдатая ресторана. И хотя снаружи не было охраны, в предбаннике дежурили два «дверных доводчика» – крепких мóлодца с припухшими ниже глаз скулами – верная боксёрская метка, – не допускавших в заведение посторонних. Сюда наезжали великосветские хайлайфисты, солидные клиенты – не кутить и не в поисках интимных приключений, а в своём кругу «сверить часы» в оценке текущих событий или поразмышлять с заглядом в завтра. Впрочем, ещё при первом визите Донцов обратил внимание, что на открытой гардеробной висело изрядное число пальто и шляп в стиле «унисекс», годных и для мужчин и для женщин.

Кухня здесь была отменная, о чём напоминало витиеватое меню. Осетрину подавали звеньями, во всю толщину рыбы. А после ответных российских санкций появился синий вкладыш с дерзким уведомлением: «У нас вы никогда не пожалуетесь на отсутствие рокфора или хамона».

Для Донцова резервировали столик, но едва он переступил порог, справа раздались возгласы:

– О-о! Донцов!

– Власыч, причаливай к нам!

За круглым столом на пятерых сидели четверо филигранных – по классификации Жоры Бублика – клиентов, среди них, кстати, два Виктора, и Донцов в очередной раз поприятствовал, что в дружеском кругу за ним утвердилось «Власыч» – не в качестве возрастной заслуги, а для удобства общения: и звучит и сразу ясно, о ком речь.

На горячую закуску заказав говяжью мексиканскую кесадилью – пальцеоблизательно! – вслушался в застольный разговор.

– Он, конечно, отмотивировал их по полной. И министра и губера, – веско говорил Виктор Жмур, худой, кадыкастый, в строгом чиновном прикиде, с безвкусным жёлтым галстуком. Жмур начинал скромным помощником адвоката, но судьба, по его словам, сделала то ли мёртвую петлю, то ли сальто-мортале, и он, едва не сгинув, почти утонув, вынырнул на стремнине бизнеса. Теперь Жмур – член совета директоров крупной компании и,