Вопросы «почему» и «зачем» относительно некоторых фонологических новаций в истории славянских языков/​диалектов

Л. Э. Калнынь (Москва)

Анализируя состояние лингвистики на исходе XX в., Т. М. Николаева высказала мысль о том, что «типология диахронических изменений предполагает изменение внимания от Как? не только к Почему?, но и к Зачем?» [Николаева 2000, 17]. Справедливость подобной постановки вопроса очевидна, поскольку она сама по себе провоцирует новые интерпретации таких явлений, для которых в науке уже сложились традиционно принятые толкования.

После падения редуцированных произошли разнообразные изменения в фонетическом строе славянских языков/​диалектов. Поскольку эти изменения объединены причинно-следственной связью с падением редуцированных, то и вопрос «почему» в отношении их всех предполагает одинаковый ответ. Но при дальнейшем развитии темы возникновения тех же явлений ссылки на сам факт падения редуцированных недостаточно — меняется вопросная процедура, применимая к данному явлению, и, соответственно, получаемые ответы предлагают новое содержание тех же фонетических процессов.

Это можно показать на примере таких, возникших после падения редуцированных фонологических новаций в славянских языках/​диалектах, как формирование корреляции палатализованности и позиционно обусловленное устранение (нейтрализация) оппозиции по участию голоса шумных согласных.

Ответы на вопросы «почему» и «зачем» при интерпретации языкового факта не обязательно образуют непрерывную последовательность. Ответ может остановиться на стадии «почему», а ситуация, предполагающая постановку вопроса «зачем», в применении к тому же явлению не возникает. Примером этого может быть факт формирования корреляция палатализованности.

Появление палатализованных согласных в славянских языках принято возводить к праславянскому сингармонизму, при котором сочетание согласного с передним гласным унифицировалось по высоте тона.

Качество согласных в этой ситуации обычно определяется как «полумягкость» (обозначается как t˙). Центральным моментом в образовании корреляции палатализованности является утрата слабого переднего редуцированного гласного *ь̯, оставлявшего, однако, после себя позиционно обусловленное повышение тона предшествующего согласного. Естественно было бы ожидать, что позиционно обусловленное свойство должно исчезнуть вслед за сегментом, его вызвавшим. Но в данном случае этого не произошло, и в части славянских языков/​диалектов палатализованность согласных сохранилась на конце слова и перед согласными вопреки отсутствию следующего *ь̯.

Предполагается, что сохранению позиционного качества согласного способствовало его некоторое физическое свойство — а именно происшедшее еще до падения редуцированных усиление полумягкости до мягкости, а там, где этого не произошло, полумягкость согласного исчезла вместе с *ь̯. Так в традиционно сложившейся интерпретации формирования корреляции палатализованности дается ответ на вопрос «как?».

В этом рассуждении появление фонологической категории, каковой является корреляция палатализованности, ставится в прямую зависимость от интенсивности артикуляции мягкости, поскольку считается, что сильная мягкость согласных сохранилась после утраты следующего *ь̯, а слабая — нет (т. е. *tʼь̯ > tʼ, но *t˙ь̯ > t). Однако в действительности мягкие фонемы в тех языках/​диалектах, где они имеются, достаточно широко варьируют высоту тона в зависимости от соотношения длительности переходного (і‑образного) участка и ядра гласного, следующего после согласного (поэтому мягкие фонемы реализуются как мягкими, так и полумягкими согласными). Проблема состоит в том, почему после утраты *ь̯ вообще сохранилась вызванная этим гласным позиционная мягкость, безразлично какой интенсивности. В языке должен был существовать специальный механизм, провоцирующий такой результат. По этому поводу можно заметить следующее.

Утрата редуцированных гласных не была одномоментным фонетическим сдвигом. По замечанию Бодуэна де Куртене, существовали «переходные стадии от полного существования к исчезновению звука. На этих стадиях имеется еще в душах говорящих воспоминание и представление известного звука, но без необходимости исполнения, которое таким образом является факультативным» [Бодуэн де Куртене 1903]. В ситуации потенциальной вариативности может по-разному проявляться в фонетической программе слова такой синтагматический момент, как антиципация гласного *ь̯. При наличии антиципации непроизнесение *ь̯ создавало контраст между ожидаемым гласным (передним, достаточно высоким) и реально следующей паузой (*tь̯ #). Нереализованное ожидание могло компенсироваться сохранением или даже усилением повышенного тона согласного. Но фонетическая программа слова могла и по-иному реагировать на ослабление участия редуцированного в звуковой цепи — это воспринималось как данность и антиципация *ь̯ исключалась из правила построения звуковой последовательности. В этом случае позиционная палатализованность согласного утрачивалась вместе с *ь̯.

В фонетическом слове, сохранившем антиципацию *ь̯, контраст между ожидаемым и реальным сегментом был также ощутим, если после *ь̯ следовали губной или задненебный (т. е. веляризованные) согласные (*tь̯p, *tь̯k). Здесь также включался компенсационный механизм сохранения позиционной по происхождению палатализованности. Поэтому позиция перед названными согласными преимущественно является позицией различения твердых и мягких согласных там, где есть корреляция палатализованности.

Вызванный падением редуцированных сбой в фонетической программе слова был менее ощутим, если *ъ̯ утрачивался между губным согласным и паузой (*pь̯ #). Низкий тон веляризованных губных препятствовал их компенсационной палатализованности. Поэтому в большей части языков/​диалектов, имеющих корреляцию палатализованности, мягкие губные в конце слова отсутствуют. Исключение в этом плане представляют русские говоры юго-восточной части территории ДАРЯ [Атлас 1986] и некоторые серболужицкие говоры [Sorbischer Sprachatlas 1990, 233]. В болгарских диалектах мягкость финальных губных ассоциируется с заимствованной (турецкой) лексикой [Кочев 1968]. И никогда твердые и мягкие губные не образуют оппозицию перед согласными (если не принимать во внимание сочетание слова с частицей, как в русском огра́пʼка (imp.) — трʼа́пка).

Что касается зубных согласных, то они сохраняли палатализованность на конце слова везде, где есть соответствующая корреляция, и по-разному вели себя