Анна Идесис Земля святых

Жарким июльским вечером молодой человек двадцати шести лет отроду, в недавно купленных джинсовых брюках, рубашке самой модной расцветки и белоснежных спортивных туфлях, вышел из подъезда элитной новостройки в центре Москвы. Он не был абсолютно ничем озабочен, никуда особо не спешил, походка его была расслаблена, выглядел молодой человек нагло и фамильярно, подобная развязность выдавала в нем любителя легкой жизни свободной от всяческих расстройств, связанных с добыванием хлеба насущного, из серых глаз не смотря на молодой возраст, глядела бесконечная скука. Беззаботное существование благодаря обеспеченности его семейства, а точнее отца – московского чиновника среднего класса, с огромным количеством связей, и настолько предприимчивого, что начальство никак не могло без него обойтись даже в самых мелких вопросах, не омрачалось особым наличием обязанностей. Именно благодаря своей осведомленности даже в самых незначительных делах и незаменимости на службе жизнь московского чиновника, а так же всей его родни включая троюродных дальних родственников, протекала сыто и спокойно. Это спокойствие изредка омрачалось сумасбродными выходками молодого человека, снисходительно списываемыми его родными на переходный возраст. Его бабушка, самая старшая из семейства дородная, ухоженная светская дама, за всю свою жизнь, натерпевшись от тягот замужества и рано овдовев с маниакальной настойчивостью занялась совершенствованием своей природной красоты путем посещения различных процедур и постоянно отдыхая от утомительного безделья, и таки добилась своего – выглядела лет на двадцать, ну максимум на тридцать хотя разменяла уже восьмой десяток, конечно, это ощущение возникало исключительно вечером при тусклом освещении, так как с утра годы все же брали свое. Человек рожден для того чтобы жить и получать удовольствия от жизни. Молодой человек был образован и читал Ницше, Томаса Манна , Ремарка и Хайдеггера. Частенько его видели в театре, он знал несколько языков, и как это было принято в определенных кругах – давать детям самое лучшее образование несмотря ни на какие расходы, обладал завидной образованностью. Данная особенность считалась обязательным атрибутом социального статуса. Молодой человек мог при случае блеснуть эрудицией, никогда не смотрел телевизор, считая его источником всех бед современного общества, обладал здоровым организмом, подкрепленным оплаченным наперед абонементом в самый дорогостоящий в Москве фитнес-клуб с бассейном и сауной, и спортивной, с длинными ухоженными до гладкого блеска волосами администраторшей на входе.

Пройдя через узкие переулки, обладатель скучающего взгляда окунулся в атмосферу вечернего Арбата, сияющего огнями и плюющего гулом проезжающих автомобилей и троллейбусов. Жадное изголодавшееся чудовище глотало без разбора и снова выплевало обратно мошенников, приобретающих состояния за счет всех типов человеческой глупости, менеджеров среднего звена, банковских служащих, бородатых бизнесменов с Кавказа, снимающих комнаты в бывших арбатских коммуналках, разбавленных нетрезвыми приезжими проститутками и ищущими приключений ярко накрашенными девицами, недавно достигшими совершеннолетия. И эта пережеванная до крайности разноцветная масса разбредалась по барам и ресторанам вечерней Москвы, чтобы после полуночи заполнить своими телами бьющее нокаутом в мозг пространство модных ночных клубов. А под утро уже порядком потрепанная, но все еще имеющая нерастраченный потенциал светская тусовка в поисках дополнительных удовольствий разъезжалась по малогабаритным московским квартиркам, хостелам, почасовым гостиницам и на худой конец, не смотря на дорогие часы на руке, общежитиям.

Молодой человек только что имел связь с одной своей знакомой, такой же беззаботной выпускницей философского факультета как и он, начинающей свой день приблизительно в обед, и заканчивающей его в пятом часу ночи, настроение у него было расслабленное и временами даже ностальгическое, на волне приятных воспоминаний о случившемся  отметил он и запах мокрой травы отдающей древесными мотивами, и глубину московского неба, усеянного мелкими, как   алмазная пыль звездами. Все вокруг было не поверхностно и глубоко, имело какой-то скрытый смысл и значение. Дойдя до стоящего на углу Арбата нетрезвого бомжа, он решил логично завершить благим делом свое неравнодушное отношение к окружающему миру – молодой человек достал сторублевую купюру и протянул ее  в грязную с немытыми заскорузлыми, нелепо торчащими как клешня краба пальцами, на что тот с неожиданным проворством  сунул в карман добычу, другой рукой утер фальшивую пьяную слезу и скрипящим как несмазанная ось прокуренным голосом заголосил "Отче наш …" И так нелепо, бессмысленно прозвучали эти слова на фоне всеобщего праздника и пьяного веселья, что не утерпел и возмутился скучающий:

– Да что это ты …бога приплел …! Вот ведь умора! – он присмотрелся по внимательнее, но жалкий вид собеседника заставил его презрительно отвернуться, сморщив нос, как будто его преследовал неприятный запах.

Нищий неожиданно распрямился в его глазах сверкнула взрывоопасная смесь болезненного самолюбия со звериным началом, проснувшаяся в ответ на незаслуженное унижение, не долго думая, бомж полез в драку, проявив при этом неожиданную ловкость и силу.

Заверещали писклявыми голосами размалеванные девицы, вокруг дерущихся мгновенно собралась толпа любопытных. Как известно подобные зрелища  привлекали всеобщее внимание  еще со времен гладиаторских боев в Древнем Риме, когда на потеху собравшихся кровь ручьями текла на поле боя, и побежденный в конце последнего акта всегда был мертв. Из темного переулка к дерущимся метнулась милицейская сирена. Звук нарастал и превратился в оглушительный вой. Толпа поредела, но не разбежалась совсем, кучка любопытных осталась понаблюдать за окончанием побоища.

Утро в центральное отделение милиции вползло серым липким туманом, запахом вчерашних окурков и крепкого перегара. В серой камере лежал на холодной лавке избитый ночью милицией скучающий, рядом с ним суетился почувствовавший раннее проснувшееся  раскаяние все тот же бомж. Злоба, нахлынувшая накануне отчасти под влиянием трудных житейских обстоятельств, отчасти под действием выпитой в подворотне из горлышка непонятной мутной жидкости, которую бедолага разделил по-братски с неожиданно подвернувшимся приятелем, улетучилась, оставив тяжелую темную тучу в голове и в области грудной клетки – не вздохнуть, не выдохнуть. Запоздалая  жалость и раскаяние на