прикусила язык, с горечью вспомнив случай трёхлетней давности, когда вмешалась-таки в семейный конфликт, зная русскую психологию, где милые ругаются только тешатся.

Некие Смирновы поругались, подрались, причём в синяках в суд прибыли оба, но наказали только мужа: штрафом, шестимесячным браслетом на ноге и 500 метрами дистанции от жены.

Суд прошёл, страсти улеглись, штраф был заплачен из общего семейного бюджета. Любимые помыкались, соскучились друг по дружке и вновь съехались, хотя их предупреждали, что наказание будет очень суровым. И как назло, в последние дни тех шести месяцев, которые суд постановил суженым охладиться на дистанции, они, сидя в своём семейном авто, попали под обычную проверку документов на дороге.

Поразительное невезение! Большинство жителей Испании могли поклясться, что проходили проверку на документы возможно один два раза в пять лет, а Анна вспомнила, что её вообще ни разу за эти 25 лет не останавливали на дорогах.

Каково же было удивление у служащих полиции, заглянувших в документы, а потом и в свою базу, что отъявленный злодей сидит в полуметре от своей жертвы да ещё с таким довольным видом. Это попахивало премией для полиции, а Смирнову грозился тремя годами лишения свободы.

В тот же день Анна переводила официальные обращения к суду супруги Смирновой, желающей забрать заявление и забыть прошлое, но суд был не преклонен. Даже не помогли «барные» связи Анны. Судья только пожимал плечами. Закон есть закон. Надо было думать раньше.

***

С видимым упрёком на лице судья, старый добрый Жорди Санчес, полвека отсидевший в кожаном кресле в чёрной мантии, предоставил слово Никите Ковалёву, чтоб тот объяснил, по какому, собственно, поводу ему так захотелось изукрасить лицо жены.

Уважаемые господа, – пафосно начал тучный Никита, поглядывая на Анну, синхронно и бесстрастно переводившую речь будущего презьонера, то есть осуждённого.

Законы в стране были очень строгими в части избиения жён. Анна присутствовала на заседаниях, где давали срок даже без озвучивания слов свидетелей, только по горючим солёным рекам из глаз жён, по-станиславски, без пауз, рыдающим в мокрые ладоши.

«Это Европа, детка», – в эти минуты про себя говаривала Анна, читая список объектов недвижимости, которые должны будут отойти жертве после вынесения вердикта о виновности мучителя. Женское коварство не знало рас и наций.

– Я долго терпел, уважаемые господа. У меня ангельское терпение. Оно досталось мне от матери. Но… ему есть пределы. Каждый мужчина меня поймёт. Ведь моя жена переспала… – он перевёл дух и даже пустил слезу, – …со всеми лысыми мужиками нашего города! Валера-садовник, Карлос-архитектор, Виктор-юрист, Валерьян –продавец с рынка. Я могу перечислять до вечера. Со всеми лысыми Бисбаля! – хрипло вскричал Никита, вознеся глаза к потолку, уповая на справедливость небес после этой жаркой речи.

–Это неправда, – сухими губами ответил Жорди Санчес вместо небес, холодными руками касаясь абсолютно лысой головы, на которой выступили капли пота.

Первым засмеявшимся был прокурор Хавьер Домингес, весёлый шутник его обожали за оптимизм и ироничные шуточки. Он кашлянул, подавился смехом и своей слюной, его стали хлопать по спине, но это не помогло. После передышки смех всё равно пробился. Подхватила истерику гвардия, охранявшая покой суда. За ними уже заголосили зрители в зале, адвокаты, секретари и, наконец, не выдержала Анна.

Это было очень смешно. Даже Жорди Санчес, пришедший в себя и осознавший, что натворил, на миг потерял присутствие духа и стал смеяться до слёз, хлопая редкими ресницами. Было не смешно только героям всей этой то ли комедии, то ли драмы. По лицу Никиты гуляли зелено-лиловые переливы злости и обиды.

Суд решил сделать вынужденную паузу. Анна после того, как отдышалась от смеха, всё-таки подошла к соотечественникам и по-дружески рассказала им грустную историю четы Смирновых.

Супруги поняли намёк переводчицы и совещались около получаса. В конце концов, победили разум и ипотека на квартиру, которую надо было выплачивать да или да Ковалёву Никите, так как его жена числилась в домохозяйках и свободных художницах.

После окончания слушания все разбрелись кто по домам, кто на обед.

Анна отправилась в знакомый бар, куда уже стягивались работники суда, судача, естественно, о последнем «кудрявом» деле. Все смеялись и подхихикивали. Анна как могла, тоже пыталась поддержать веселье, но на душе продолжали ныть кудрявые кошки. Когда ей позвонили из районной полиции и пригласили прибыть как официального переводчика для рассмотрения дела о попытке изнасилования.

За окном светило солнце, какое обычно светило в Орле где-нибудь в середине июня.

– Вот такое вот дерьмовое лето, детка, –допила бокал белого вина Анна, глядя на совсем неновогодние пальмы, неновогодних чаек, неновогодний асфальт и весёлые ёлки в витринах.

Хорошо, что есть работа, разбирательства, чужие проблемы, нервы, движуха. Они должны были разбавить навалившуюся предновогоднюю хандру.

Лучезарно улыбнувшись коллегам, переводчица отбыла на новое задание.

***

– В семь утра 30 минут в Лас Фелиус в общественном туалете мужчина славянской внешности напал на англичанку, – быстро шепнул Хоаким Анне на ухо. – А бабуле 100 лет в обед. Видать маньяк. Не иначе. Бабуля-то та ещё красотка.

У Анны побежали мурашки по коже. Вот уже 25 лет она не живёт в России, а до сих пор испытывает чувство вины за своих бывших соотечественников.

Анна выругалась матом вслух, это было привилегией иностранцев –выражать себя открыто, не таясь в присутствии тех, кто не понимал ни слова. И с этим настроением вошла в зал, где сидел среднего роста мужчина с грубоватыми чертами лица, коими обычно обладают люди, занимающиесятяжёлым трудОм. В воздухе отчётливо и неприятно висел смрад от спиртного.

– Я.. я..я, – заикался маньяк Витя, пытаясь на ломаном испанском объяснить, что не виновен.

–Расскажите, что произошло, я переведу ваши слова, – уселась на предоставленный ей стул Анна, сосредоточившись на клиенте.

–Я не хотел насиловать, – схватился за рубаху Витя, обращая мутные глаза к переводчице. – То есть я вообще не хотел ничего. Я не насильник!

– Расскажите с самого начала, –попросил следователь

–А что рассказывать? Я и так вижу, что вы верите этой старухе. Что она наплела? – не унимался Витя, у которого на глаза навернулись слёзы.

–Миссис Мани утверждает, что в семь часов 30 минут утра вы ворвались в кабинку женского общественного туалета с целью овладеть ею сексуально, – зачитал полицейский из протокола, записанного час назад со слов жертвы уже в другой аудитории, где