под руки и поволокли в сторону огромного подвала под правым крылом замка, где до казни содержались все провинившиеся.

–До казни, – только и смогла выдохнуть Мэри перед тем, как потеряла сознание от пережитого за весь этот непомерно длинный день…

Трое суток прошло? Или Пять? – Мэри размышляла про себя над тем, сколько времени она уже сидит в этом сыром и затхлом подвале, состоящем из нескольких коридоров и бесконечных решеток, перекрывавших выход из подземелья.

Света в темнице тоже не было. Только где-то вдали, ближе к выходу, виднелся крохотный источник света. Там, где Мэри удалось разглядеть даже круглого охранника, телосложение которого напоминало бочонок. Охранник, сидя на полу и положив голову на колени, храпел так, что девушке было слышно его даже из камеры. Саму же камеру разглядеть было нельзя. Но она слышала вздохи и ахи где-то рядом, по которым она поняла, что в камере она не одна.

Так прошло еще неизвестно сколько времени, а когда дверь в подвал все-таки отворилась, да так, что спящий охранник тут же подскочил на месте, то Мэри тут же примкнула к прутьям в надежде на то, что это явились за ней. Она конечно понимала, что вряд ли ей светит что-то хорошее, но в глубине души она продолжала свято верить в то, что ее пожурят, дадут как обычно палкой ниже спины, после чего отпустят на все четыре стороны. Вот только таких случаев в замке еще ни разу не было. Хозяин даже за малейшие проступки рубил головы, сажал на кол, сжигал или четвертовал, а в случае Мэри и подавно.

И когда она увидела вошедшего, то последние надежды на освобождение у нее окончательно рухнули, ибо на пороге подвала стоял палач собственной персоной, держащий в руке огромный топор.

–Эту давай сюда, – отдал распоряжение палач тому самому охраннику, который сам стоял ни жив ни мертв, так как любой в замке знал, что Хозяин мог казнить любого.

Мэри вывели на некое подобие площади перед замком, где ее уже ждал не только пень, практически полностью покрытый засохшей кровью, но и сам Хозяин вкупе с толпой бесчисленного количества зевак, пришедших поглазеть на казнь нерасторопной служанки. Была тут и сварливая повариха Кларисса, и старый слуга Пенкроф, и ее соседка по комнате Кристен. На лицах Пенкрофа и Кристен она разглядела некое подобие сочувствия, а Кристен даже вроде бы проронила слезинку, а вот на лице закостенелой поварихи не дрогнул ни один мускул, когда Мэри вывели из темницы на свет Божий.

–Давай ее голову на пень и побыстрее, – рявкнул Хозяин в сторону палача. – Скоро обед да и дождь начинается.

–Слушаюсь, – с подобострастием отчеканил палач и кинул девушку головой на пень.

Толпа зевак возле замка гудела, поэтому ни она, ни сам Хозяин не слышали мощных ударов, которые доносились со стороны левого крыла. Что-то сильное, издававшее поочередно то рык льва, то вой волкодава, целенаправленно наносило мощные удары по массивной двери, пытаясь выбраться из левого крыла замка.

И когда голова Мэри с навсегда застывшими и остекленевшими глазами покатилась по внутренней территории замка, засов треснул и нечто, наводящее ужас на род людской, вырвалось наружу…