Литвек - электронная библиотека >> Ярослав Романович Пантелеев >> Ужасы >> Дюжина светлых. Лайт версия >> страница 2
поколение молодых людей воспитанных на подземных ценностях. Это поколение, разболтанных сорванцов, которые не знают что такое свет в любом смысле этого слова. И Леша тоже не знает. Бедные, молодые люди- печально говорит взрослое поколение- у них нет совершенно моральных ценностей- и они правы, какие моральные ценности могут быть у детей подземелья.

Каждый вечер Леша, как и все дети, расчищал торф, и грузил уголь, а днем развлекался с друзьями по несчастью или спал. Леша не любил подземку и хотел узнать верхний мир

Лучший друг Леши Рома был крепышем, со стальным взглядом. Они вместе ходили ловить червяков, которых в подземелье было пруд пруди.

– А знаешь- сказал ему однажды Рома- почему старшее поколение нас так не любит?

Леша помотал головой.

– Потому что мы Солнца не видели- ответил обрадованный незнанием Леши Рома, как ученик, который выучил лучше урок своего соседа по парте.

Леша мотнул головой. – Не знаю ничего про это- сказал он

– Зато я знаю- ответил Рома. На том разговор и кончился.

Жизнь в подземелье была скучна, и шла медленным тягучем чередом. Дни летели, ребята становились все старше.

– А давай пока не кто не видит, на солнце посмотрим- предложил однажды Леша.

– Не- из подземки высовываться я не буду- опроверг идею Рома. – Мне не интересен верхний мир, не хочу быть как они, наше прошлое поколение. На то мы и дети подземелья, чтобы оставаться в подземелье.

– Я с тобой не согласен- лишь пробубнил Леша.

Однажды Леша проснулся, и понял что больше так не может. Он начал думать, анализировать ситуацию и пришел к такому выводу, либо сегодня, либо больше никогда. Он встал, осмотрелся, и начал раздвигать лопатой стены подземелья. Вот одна трещинка, вот вторая- и вот уже третья. Верхний мир начал наползать, и солнце просачиваться внутрь. День бил во всю. Поток солнца захлестнул Лешу с головой, и вдруг он заметил, что скользит по стенам подземелья, как луч.

Он боялся проснутся, но все же ущипнул себя. Нет. Это была явь. Вот летит, несясь благодаря солнечному потоку, обгоняя все ветра. Вот он летит в небо, и замирает точкой на небосводе. Леша стал звездой выбравшейся из подземелья навсегда.

Немой

В начале было Слово. Слово упало на землю и рассыпалось на смерть. За пасухой, за сметанным рассветом озарил слепой целый мир своим культурным кодом. Не хотя мы начали жить.

Вот в таком мире и проживал немой. Иные еще называли его немтырем. Почему родился такой человек никто не знал. Почему он ошпарился на молоке, почему забыл свою маму?

Из груди вырвалось и иное значение. Оболочка янтарных каштанов вспыхнуло вдруг на шеи. Все лицо покрылось язвами

1

Я ошпарил свой язык, но мне не было больно, я слышал звон капельницы и догадался что скоро проснусь. Мне снова захотелось начать писать что то важное и большое. Просто функцией, расколом, миражом. Я искал абсолют во всем. В каждом сне мне слышались шаги Бога. Мне чуялась паутина смысла даже в самом красивом лице. И без сомнения я стал другом немого.

Мы встретились на базарной площаде. И сразу понял что он это он, и он признал меня. Так мы вошли на Эверест вместе.

2

Когда мне оторвало руку на войне, я сошел с ума (хотя эти процессы начинались еще раньше, на много раньше) Так получилось что я родился сумасшедшим. И тогда я поставил на свой ум гири зацикленности, без всяких врачей. Я отказался от языка как от функций мыслепревращения. Ночь окутало мое и без того гнилое сердце.

Моя дочь, верующая в то что однажды я стану потоком разучилась говорить вскоре след за своим любимым сумашедшим отцом. Пропасть в которую мы спускались вела из шестиконечной звезды в панцирь бессмертного.

Бессмертие стало панцирем для тех кто боится придти к себе. Так мы вошли на Эверест вместе.

3

Когда человек пишет исключительно для себя, а не для того чтобы кто-то прочитал и воспринял, то он не имеет права быть собой. Такой вот парадокс художественного текста. Если же и не вышел из меня концептуалист, то признаюсь в самом страшном грехе своем, разложившим меня на куски как личность, этот грех и есть нечто иное как художество. И чтобы искупить этот грех надо подружиться с немым, ибо живой всегда тянется к звезде, как ребенок к янтарному черепу куклы…

4

А что может ответить кукла своему мучителю? Как пустышке, лишенной воли и всех признаков жизни научиться говорить? И останется ли оно в таком случае само собой?

5

Любо дорого глядеть как немые чистят картофель! Желтый, белый, но парадоксально при этом грязный картофель. Как уверенно эти тихие мертвые люди держат нож! Как спокойно они вычищают катышки. Но один человек умеющий говорить не способен на подобное, уверяю вас, милые мои, случайные читатели! Дорогие читатели, если у Вас появилась возможность самолично наблюдать подобные сцены, знайте что это и есть абсолют. Подобно кожуре которая слетает из под пера поэта, благородного и приятного, так и быт лишает человек думать не ограниченно

Ибо человек, который любит считать и комбинировать звезды не может быть инвалидом!

Якоб Хлебски

го звали Якоб Хлебски. И занятие, которое он выбрал – класть асфальт.

У него не было возраста. У него были сильные загорелые плечи и тяжелый взгляд.

Волосы Якоба были цвета черного. Нос римский.

Хлебски его не настоящая фамилия. Настоящая фамилия – N

Каждый день без выходных он клал плитку асфальта, и пот градом лил с его лба под палящим огненным светилом.

На перерыв Хлебски уходил только вечером. Когда темнело. Его досуг заключался в потягивании пива Батт.

Жил Якоб в доме на колесах. И между людьми нашего города назывался бродягой.

2.

В его фургоне не было мебели. Только кушетка и холодильник, который набивался холодным пивом и рыбой с каждой получки.

3.

Хлебски не любил говорить с людьми. За всю жизнь в нашем городе очевидцы слышали его голос лишь пару раз. При этом отмечалось, что голос был сиплый и грубый.

4.

Продавцы в киоске, что продавали пиво называли Якоба бесспрезорником.

Смотрели сурово, хотя в душе и уважали за тяжелою работу, которую он выполнял в нашем городе.

5.

Можно было часами наблюдать, как Якоб усталый и грязный поттягивает пиво из своей бутылки. Медленные, неторопливые глотки наполняли тишину ночной улицы.

Он становился частью бутылки, принимая ее жизнь к себе в желудок.

6.

Жизнь текла своим чередом: люди ходили по асфальту вымощенному Якобом. Топтали каблуками его пот. Люди ходили по асфальту с офиса домой по