пружинила под колёсами байка.

Берен прибавил скорость, лишь когда они выехали на шоссе, большое и пустынное, с потрескавшимся асфальтом и выцветшей разметкой. Лес закончился, и вдоль дороги потянулись покосившиеся столбы электропередач с оборванными проводами, заржавленные и покорёженные дорожные знаки, заросшие травой в человеческий рост отворотки на уже несуществующие деревни. Пахло пустотой, песчаной дорожной пылью и нагретым на солнце асфальтом.

Больших городов давно не осталось. Маленькие посёлки и деревеньки были разбросаны на почтительном друг от друга расстоянии и обнесены высокими стенами от тварей, пробуждавшихся по ночам в лесной чаще, на болотистых пустырях, в деревянных и каменных скелетах полуразрушенных домов заброшенных селений. Они шли на запах человеческого тепла и на свет. От них возводили стены, запирали на засовы двери и ставни. А ночами уже привыкли сквозь сон слышать голодный горестный вой животных, изменённых мутациями до неузнаваемости.

Берен и Аркадия проехали отворотку на Виленск – самое крупное поселение грапи и тех, кто присоединился к общине, хоть и не страдал от страшного синдрома.

Эта резервация появилась лет двадцать назад на месте колхоза «Виленский», который умудрился пережить Третью мировую, но развалился сразу после её окончания.

Тогда больных синдромом Грапица ещё не умели контролировать, и любой скачок адреналина, спровоцированный сильными эмоциями, превращал их в охотников за человечиной, вооружённых мощными когтями, хищными клювами и гигантскими крыльями. В то время от них могли спасти разве что специально обученные отряды зачистки.

«Чистых», доведённых до паранойи страхом однажды стать обедом собственных соседей, быстро захлестнула «охота на ведьм». В лучшем случае больных синдромом Грапица просто выгоняли из селений, в худшем – уничтожали.

Берен остановил мотоцикл на просторной подземной парковке госпиталя – длинного четырёхэтажного здания, которое больше походило на бастион, чем на больницу, и стояло прямо у шоссе: медицинские заведения давно не строили возле человеческого жилья.

– Поднимешься ко мне в кабинет за рецептом? – спросила Аркадия.

Он кивнул, потрепал по пышному воротнику пристёгнутого на своём «штурманском» сидении Макса:

– Подожди здесь, приятель, я скоро.

– И зачем было тащить его с собой, – пожала плечами женщина, – за твою винтовку на посту охраны я распишусь, а вот лису точно не пропустят, стоило ли зря катать её туда-сюда?

– Жизнь приучила меня всё ценное всегда носить при себе, – просто ответил Берен.

Они поднялись на второй этаж, но доктор, петляя серо-фиолетовыми коридорами, похожими на гигантский кишечник, свернула не к своему кабинету, а в сторону процедурных палат.

– Эй, куда ты меня ведёшь? – схватил её за локоть егерь.

– Если думаешь, что я решила обманом заманить тебя на тесты… – усмехнулась женщина.

– Именно так и думаю, – серьёзно ответил мужчина.

Аркадия вздохнула, мгновение помолчала.

– Помнишь, я рассказала о девочке? Она сегодня на ежемесячной процедуре. Это просто капельница с лекарствами, ничего такого. Я бы хотела, чтобы ты увидел её.

Берен ни слова больше не говоря, отпустил её локоть и пошёл назад.

– Берен! – окликнула Аркадия, но он не остановился. – Берен! – ей пришлось почти бежать за ним – слишком широк был егерский шаг. – Тебе нужен рецепт? – с вызовом спросила она, поймав его за жёсткий рукав косухи. – Тогда придётся послушать меня. Пожалуйста!

– Шантажируешь?

– Прошу. Умоляю, если хочешь.

– Ну? – Берен сунул пальцы в карманы джинсов.

– Ты всю жизнь смотрел на таких, как эта девочка… как на монстров.

– Недалеко и ушли.

– Да послушай же! Я бо́льшую часть своей жизни потратила на то, чтобы помогать таким, как она. Помогать быть обычными людьми. И сейчас я лишь прошу тебя взглянуть… – Аркадия умоляюще сложила ладони, – взглянуть на одну из них. Но взглянуть с моей стороны. И увидеть не монстра, а просто больного ребёнка, который не виноват в том, что это с ним происходит. И не заслуживает ненависти. Пожалуйста! Просто взгляни. Хотя бы раз посмотри на грапи в человеческом обличье, а не в том, в котором ты привык их видеть! А потом пройдём в мой кабинет, и я выпишу тебе рецепт.

Мужчина долго молчал, что-то обдумывая.

– Мир меняется, Берен, – надавила доктор, – даже за полгода нашего знакомства многое изменилось. Что уж говорить о том времени, что ты в запасе! Просто взгляни на неё.

– Это на самом деле так для тебя важно? – наконец спросил он.

– Да, – слукавила Аркадия, мысленно добавив, что это важнее для него, а она лишь пытается помочь ему исцелить многолетнюю рану.

– Твоя взяла, – вздохнул Берен, – показывай.

В палате было небольшое окошко, и Берен увидел их раньше, чем они его. Раньше, чем Аркадия открыла дверь. Маленькая девочка, подключенная к какому-то хитрому аппарату, прижимала к себе потрёпанного плюшевого зайца. На полу, прислонившись спиной к больничной койке малышки, сидела тонкая черноволосая девушка в высоких берцах, кожаных штанах и слишком свободной футболке, ещё больше подчёркивающей её хрупкость. Мягкие локоны крупными кольцами ниспадали на страницы большой детской книги, которую девушка читала вслух. На правом предплечье незнакомки вилась татуировка – веточка папоротника, левое стягивал кожаный наруч с механическим устройством и датчиком – адреномер, который контролирует уровень адреналина в крови и, стоит только тому подскочить, впрыскивает в вену блокаторы обращения. По такой штуке несложно опознать «активного», уже перекидывавшегося грапи.

«Ну ясно!» – подумал Берен, но вслух почему-то спросил:

– Они сёстры?

– Она её тётка, – Аркадия покосилась на егеря, – ей двадцать шесть, грапи часто выглядят моложе своих лет. А эта ещё и чертовски хороша, – с едва уловимой завистью в голосе закончила врач.

– Я этого не говорил, – скептически хмыкнул мужчина, не отрывая взгляд от окошечка.

– Оно и не требовалось, – пожала плечами доктор.

– Она – грапи. На этом всё.

Аркадия вновь демонстративно вздохнула, возводя к потолку разноцветные глаза, и отворила дверь. – Доброе утро, девочки! – беззаботно улыбнулась она, входя в палату. – Не скучаете? Я привела вам своего друга, он очень хотел познакомиться.

Берен ошпарил Аркадию неодобрительным взглядом, но та не обратила внимания.

– Та́мари, – доктор указала на старшую, – и Эльса, это Берени́к, можно просто Берен.

– А почему не Ник? – спросила Тамари мягким контральто, который совершенно не вязался