Катя Герс Второе убийство

Полителия

Зал громко аплодировал. Казалось, что не было ни одной равнодушной к выступлению души. Заказанные блюда давно остыли, а выпивка осталась нетронутой. Десятки взоров были обращены к сцене, и никто не смел произнести лишнего звука, чтобы помешать представлению. Гости не отвлекались, с чуть приоткрытыми ртами они, как один, внимательно следили за каждым плавным движением артистки, и при взгляде на некоторых, можно было задаться вопросом, моргали ли они вообще.

Девушка стерла несколько капель пота со лба, не прекращая смущенно и слишком широко улыбаться. Грудь её судорожно поднималась и опускалась, сделать глубокий вдох не представлялось возможным. Она волновалась так же, как и перед выходом на сцену. Пусть Полителия и видела множество счастливых глаз, всё равно боялась, что кто — то резко поднимется с места и скажет, что ничего хуже никогда не видел, что она никчемна и неинтересна. Пальцы до сих пор гудели от столь долгого и довольно непривычного использования магии.

Теперь Полителия позволила себе столкнуться взглядом с мужчиной, который, низко кланяясь, поцеловал ей руку перед входом в бар. До последнего она боялась смотреть на незнакомца, знала, что вновь раскраснеется и собьётся. А вот он ни разу не сменил объекта своего внимания, разглядывал, не отрываясь, точно больше не было никого другого, и даже тогда, когда пригласили следующего выступающего, а Полителия спустилась вниз к подругам, за девушкой следовал цепкий заинтересованный взгляд.

— Не зря ты не покидала кабинет иллюзий целыми днями!

— Я уж было думала, что тебе просто понравился профессор, но да…это было шикарно.

Это были единственные маги, с которыми девушка общалась только исходя из своего собственного желания. Она устала от навязанного общества детей из знатных семей, не могла больше терпеть натянутые отношения и отсутствие общих интересов, сугубо материальную выгоду… Почему она вечно должна следовать указаниям матери, скучать в обществе наивных богачей?.. хотя, и она сама была не менее наивной. Только так у неё появилась возможность измениться.

Но дружба с теми, кто нравился самой Полителии, к сожалению, никогда не одобрялась.

«— Я растила тебя не для того, чтобы ты общалась со всяким…сбродом! Мерзость! Фу, какое бесстыдство!»

Девушка вновь перевела взгляд на незнакомца и не сразу заметила, что подруги отошли немного в сторону, коварно хихикая. Ухажеров у Полителии прежде никогда не было, а если и были, то ситуация ничем не отличалась от истории с дружбой.

— Ваше мастерство поразило меня, мисс! Такие идеальные движения, совершенная техника! Вы, наверняка, лучшая ученица Леквилла?

— Я… — её лицо стало не белее помидора. — Я даже не знаю, что вам сказать.

— Ничего не говорите. Лишь подарите немного вашего внимания.

Как бы Полителии не было стыдно признавать свою избалованность, избавится от которой оказалось не так просто, это было правдой. Лишь недавно она начала хоть немного меняться, осознала, что сама может добиться многого, без помощи матери, и, о Святая Эйрин, вскоре она действительно начала по-настоящему раскрываться.

Девушка чувствовала себя прекрасной, как никогда; пусть на ней и были надеты не самые дорогие туфли, на которые хватило выручки с выступления, это были её личные туфли, обувь, которую она купила за свои собственные деньги. Волшебница будто порхала, когда шла по коридорам академии, её тонкие ноги точно не касались пола, и Полителия была готова поклясться, что прежде никогда не видела столько взглядов, обращенных в её сторону.

Барн… Этот мужчина определенно запал ей в душу. Никогда не получая отцовской любви, девушка смогла восполнить это недостающее чувство в отношениях с человеком на порядок её старше. Полителия не видела в нем просто возлюбленного, так она приобрела необходимую для неё мужскую фигуру. Её поглощала глупость и наивность; волшебница никогда не имела примера настоящих крепких отношений, и была готова сделать всё, чтобы не стать вредной, заносчивой, чересчур тревожной и, главное, — одинокой женщиной, как её мать. И Полителия действительно пошла на рискованный шаг, но это привело к совершенно другому результату, к тому, чего она никак не могла ожидать.

— Ты уже закончил? — весело произнесла девушка, быстро спускаясь по хлипким деревянным ступенькам.

Это было небольшое помещение, очень плохо освещенное, из-за чего оно казалось ещё меньше. Кроме хрупкого деревянного стеллажа, обваливающегося из-за веса книг (которые, к тому же, были раскиданы и по полу), стола с кучей непонятного оборудования и кушетки там не было ничего. Скорее, это был подвал, а не нормальный рабочий кабинет.

— Разве ты не должна быть в школе? — Барн даже не поднял глаз; ссутулившись, он продолжал рассматривать какие-то записи.

— Нет, — Полителия врала. — Помочь?

Девушка аккуратно выглянула из-за его плеча, столкнувшись с совершенно непонятными символами. Она была достаточно образованной волшебницей, знала многие языки, а о тех, что были пока не подвластны ей, имела хотя бы малейшее представление. В отличие от Людского мира, Тельваур не был известен изобилием различных наречий.

— Что это за буквы? Первый раз вижу.

— Если я прав (а я практически уверен, что прав), то это древний язык.

— Насколько древний?

— Сама Великая Эйрин могла говорить на нем.

Это звучало, как полный абсурд. Каждому было известно, что именно Создательница придумала тот язык, который считается в их мире основным; прежде она находилась под властью своего отца в Конфогаре. Как в Тельваур смогло попасть нечто подобное?

Но пусть адекватная часть Полителии отнеслась ко всему достаточно скептически, её влюбленная половина целиком и полностью считала, что Барн никогда не может ошибаться.

— И что здесь написано?

Он ответил так уверенно, будто знал точный перевод каждого слова или в его руках находилась надпись, которую он читал много тысяч раз и успел выучить наизусть:

— То, что я… что мы ищем, дорогая! Мы сможем делать такие вещи, которые не подвластны ни одному магу во всем Тельвауре! Мы станем более знатными, чем проводники! Уверен, многие будут глотки друг другу грызть, чтобы заполучить нас.

Она верила возлюбленному, но никогда не участвовала в его делах. Вопреки собственным словам, мужчина никогда не допускал Полителию до работы, постоянно твердя: «Дорогая, а вдруг с тобой что-то случится?» Девушка чувствовала себя под крылом и не забывала красть из академии всё, что он только просил: колбы, эликсиры, старые книги… Только спустя