двигаться, ни думать.

Теперь звуки и конвульсии пожилой женщины были более неистовыми. Тонкая фигура под простыней, казалось, увеличивалась в размерах, как воздушный шар, который наполняют воздухом. Все тело девушки двигалось на дюйм или два, затем снова. Рука слегка взмахнула, голова и плечи поднялись, неестественные, как движения деревянной куклы. Простыня упала, и девушка неловко поднялась — Ларкин увидел, что она больше не похожа на ту молодую особу, которую он видел всего несколько минут назад. Она выглядела живой, а не мертвой, ее кожа была бледной, но не желтой или восковой. Она была намного старше, плоть на ее руке была рыхлой и дряблой, пальцы короткими и толстыми, горло покрыто желваками. Ее волосы были тусклыми и тонкими, а глаза — пустыми щелями.

Теперь пожилая женщина была молчалива и неподвижна. Она подняла лицо от простыни — это было лицо молодой девушки, живое, стройное и привлекательное, волосы длиннее и темнее. Они словно поменялись местами, или каждая из них каким-то образом превратилась в другую. Девушка вскочила с пола, держа в руке нож, и несколько раз ударила другую женщину ножом в грудь и живот. Не было ни крика, ни крови, ничего, кроме звука ножа, слабого шелеста, похожего на тасование бумаги. Наконец пожилая женщина опустилась на кровати и затихла. Молодая женщина встала, оставив нож на месте, торчать из груди незнакомки. Она закрыла глаза, обняла недавнюю себя и улыбнулась.

Ларкин скрылся в ночи.

***

Каждый вечер он проезжал по Утрехт-Стрит по крайней мере один раз, но дом всегда был темным и опустевшим. Но при этом признаки жизни были — положение старого "Тойота Цивик" на подъездной дорожке слегка менялось. Днем машины всегда не было, дом был заперт, никого не было. Пару раз он проезжал мимо дома сразу после работы в магазине — свет горел, но он так никого и не увидел.

Это беспокоило его, но это было не то, о чем можно было говорить с кем-то еще. Ларкин часто сомневался в себе, задаваясь вопросом, действительно ли он видел все то, что запомнил — но это было слишком ярким, слишком реальным, и оно не уходило.

Рэй Стэнтон из офиса оценщика немного помог ему. Владелицей дома числилась Амелия Крог. Он был построен в 1928 году, и Кроги жили там с середины пятидесятых, несколько поколений. Это было маленькое панельное жилище. Комната, которую видел Ларкин, была прямо здесь, на поэтажном плане, хранящемся в мэрии. 12x12.

Даже если бы он смог встретиться с этой женщиной — что бы он сказал, о чем бы он мог ее спросить? Прошло две недели, а он все еще ничего не знал.

На визитной карточке стояло имя Дональда Линча — агента по продаже недвижимости "Наследие Новой Англии". Ларкин даже не мог вспомнить, когда встречался с этим парнем, должно быть, это было много лет назад. В "Хибернианс", если судить по фамилии. Ларкин наткнулся на карточку, когда искал что-то еще в своем столе. Он проверил телефонную книгу, включая все близлежащие города. Он позвонил по номеру офиса, указанному на карточке. Это был все тот же офис. Женщина по имени Сэнди сказала ему, что Дон уже давно переехал. Не то чтобы это имело значение, но это было хорошо.

Это было субботнее утро, примерно через месяц после той ночи, когда он стоял у окна маленького серого дома на Утрехт и стал свидетелем той ужасающей сцены. На нем был галстук и спортивного покроя пиджак, а в нагрудном кармане лежала визитка Дона Линча, готовая к тому, чтобы вырвать ее и передать. "Цивик" стоял на подъездной дорожке. Ларкин постучал по деревянной раме двери-ширмы. Он постучал еще раз, на этот раз сильнее. Наконец он услышал, что кто-то приближается. Внутренняя дверь открылась. Перед ним стояла стройная, привлекательная молодая женщина, но она выглядела слабой или усталой. Ее движения были медленными и скованными, дыхание затрудненным, а кожа очень бледной.

— Миссис Крог?

— Вы имеете в виду мою мать?

— Да, хозяйку дома.

— Моя мать умерла.

— О, простите.

— Нет проблем, это было несколько лет назад. — Она кивнула, не встречаясь с ним взглядом. Ее тело слегка покачивалось, как будто она находилась в каком-то дрейфе. — Я владелица дома. Эми Крог. Это мисс, а не миссис.

— А, вы владелица этого чудесного дома. Хорошо.

— Чего вы хотите?

Ларкин поднес визитную карточку к двери и произнес небольшую скороговорку, которую прокручивал в голове все это время. Этот район наконец-то начал возрождаться. Этот дом и земля, на которой он стоял, могут быть гораздо ценнее, чем думает мисс Крог (Ларкин получил удовольствие от этой части "хорошей сделки"). Ей стоит подумать о том, чтобы выставить недвижимость на продажу. Когда он закончил, она, похоже, все обдумала.

— Сколько?

— За сколько его можно продать, вы имеете в виду?

— Да.

— О, я буду рад назвать вам диапазон цен, — сказал он. — Мне просто нужно быстро осмотреться. Количество комнат, размеры, светильники, система отопления, туалет, может наличие подвала. Все в таком духе.

Эми Крог на мгновение задумалась.

— Ну, хорошо, — сказала она, открывая дверь. Ларкин шагнул внутрь. — С чего вы хотите начать?

— Первый этаж в порядке, мы уже здесь. — Он улыбнулся.

— Хорошо.

Ларкин никогда не делал ничего столь безумного, как это, он поражался собственной смелости, но это было чертовски приятно, совершенно новая форма удовольствия. И была настоящая загадка, которую он хотел разгадать. Он достал блокнот и ручку, чтобы выглядеть профессионалом. Внутри дом был еще хуже, чем снаружи. Стены и потолок гостиной не красились годами, возможно, десятилетиями. Штукатурка во многих местах облупилась и потрескалась. Было всего несколько предметов мебели из фанеры со сплющенными подушками. Ковер был почти тонким, как простыня. Повсюду скопилась пыль.

Столовая была такой же, а узкая кухня была отвратительной — темной, тесной и мрачной. Не было никаких признаков того, что здесь кто-то живет: ни газеты, ни чашки с кофе, ни немытой посуды на столе или в раковине. Кухня выглядела как декорация к какой-то скучной драме рабочего класса, ожидающая появления исполнителей главных ролей.

Эми Крог вела его из комнаты в комнату, но ей почти нечего было сказать, кроме очевидного: "Это гостиная... Это столовая...". Ларкин подумал, что она была бы вполне симпатичной женщиной, если бы ухаживала за собой. Но ее волосы не были расчесаны, а одета она была в грязную старую толстовку и мешковатые спортивные штаны.

Комната, которую он больше всего хотел увидеть, оказалась полным разочарованием. Кровати не было, ее заменил обшарпанный диван, журнальный столик и телевизор, стоявший на старом комоде. Ларкин взглянул на окно, как бы желая убедиться,