Тем более промолчит и о сабле. Разумеется, Павел давно бы мог заставить его замолчать множеством способов, но полагал, что вреда от старика немного, а как лицо оппозиции он даже бывает полезен. Да и, честно говоря, в глубине души испытывал к нему нечто вроде благодарности…

Император медленно вытянул саблю из ножен, читая надпись: «Ангел наш, родимый красавчик, великий государь цесаревич, клянемся тебе быть всегда достойными…»

Рыдания вновь подступили к горлу. Не выпуская сабли, он встал с кресла и подошел к божнице с неугасимой лампадой. В центре иконостаса мерцал образ Святых Царственных мучеников.

Павел опустился на колени и стал горячо молиться.

— Все будет хорошо, Паша, — раздался за его спиной знакомый голос, и он ощутил на плече дружескую руку.

Царь резко обернулся. Позади было темно и пусто.