остальных задержались на Николае, но она быстро отогнала сентиментальность и просто ещё раз гордо кивнула Толе. — Поздравляю. С победой.
Обычно такие слова говорят с другой интонацией и другим тоном, но Александра Савельевна давно уже не умела по-другому. С того пьедестала, куда она взобралась, пути назад не было.
— Спасибо.
— Спасибо, — в один голос ответили Люба с Дианой.
Коля молчал.
Женщина поправила рукава блузки, поджала тонкие губы и, взглянув куда-то вбок, добавила:
— Конечно это всё равно не позволяет тебе играть в телефон на уроках.
Толя обомлел. Радостный огонёк в его глазах потух, и он почувствовал, как низ живота сковал страх и вина, которую порой так навязывают нам взрослые.
— Что вы имеет в виду? — вдруг так же строго произнёс Коля, продолжая держать руку сына.
— Я имею в виду, что школа — это не место для телефонов.
— Ты играл на уроке? — Коля посмотрел на сына в терпеливом ожидании любого ответа.
— То есть ты… вы сомневаетесь, что я…
— Толя, ты играл на уроке в телефон?
Люба виновато взглянула на Александру Савельевну и потянула мужчину за рукав, но Коля лишь раздражённо дёрнул плечом.
— Подожди.
Толя рассматривал квадратики плитки под ногами. Он знал, что ответить, но женщина, которую в школе все боялись, была так рядом и давила на него своим авторитетом, своей неприступностью.
Толя посмотрел на неё снизу вверх, заметил седые виски и гульку, собранную на макушке. Её скулы двигались так, будто бы про себя она продолжала ругаться и отчитывать, и Толя почти сдался, почти поверил, что провинился.
В кармане его куртки лежал телефон с разбитым дисплеем.
— Толь, — небесно-голубые глаза отца оказались на одном уровне с толиными. Коля положил свободную руку на плечо сына и ещё раз повторил свой вопрос, — ты играл на уроке?
И тогда мальчик еле заметно покачал головой.
Коля выпрямился, строго посмотрел на равнодушную женщину. Он слишком хорошо помнил эту рубашку и это желание быть выше всех.
— Я уверен, что мой сын пользуется телефоном по назначению. И сегодня он получил награду, о которой так долго мечтал. И я не позволю никому портить этот радостный момент.
Люба ахнула. Громкие извинения почти сорвались с её языка, но она не успела.
Александра Савельевна вдруг посмотрела куда-то ей за спину и ехидно улыбнулась.
— Кажется, за вами пришли.
Диана первая заметила его по так знакомой ей позе: понурые плечи, руки в карманах и бегающие глаза. Поза человека, который ещё боится, что его чувства — лишь досадное недоразумение. Она первая увидела, как Люба покраснела и попыталась отыскать за безосновательной радостью повод для гнева. И она вдруг предстала перед Дианой такой искренней, такой ранимой, такой настоящей. — Ты не виновата, — тихо сказала Диана то ли себе, то ли ей, то ли всем, кто когда-либо любил уже кем-то любимых. Гриша стоял в дверях школы и смотрел прямо на Любу. — Спасибо, — вдруг промолвила она, глядя в пол.
Александра Савельевна ухмыльнулась. — Это у вашего поколения стало нормальным плевать на все ценности ради мимолётной радости. Это у вас влюблённость стала важнее брака! Это всё вы! Она вперилась в Диану озлобленным взглядом и с отвращением поморщилась. — Мы просто позволяем себе быть счастливыми, — отозвалась девушка, и её голос был как всегда мягким, принудительно успокаивающим. — Тьфу ты! — Александра Савельевна повернулась к Коле, и её глаза сузились. — Я всегда знала, что ты будешь хорошим отцом, Коля Фирсов. Но человек из тебя вышел так себе. Она гордо развернулась и зашагала по коридору в сторону учительской, подальше от шума, подальше от жизни, которая продолжала двигаться к счастью, не спросив у неё разрешения. Она может быть тоже хотела быть счастливой! Но не позволила себе. И другим не позволит.
Коля присел на корточки и посмотрел на сына, виновато приподняв брови. — Достаётся тебе от неё? Толя шмыгнул носом и покачал головой. — Не особо. Она у нас не ведёт, но недавно она увидела, как я скачивал игру, про которую мне рассказал Савва, — затараторил он. — Там можно быть любым, кем захочешь! Это была перемена, и я искал её в плей-маркете, когда Александра Савельевна… — Ладно-ладно, — ободряюще хлопнул его по спине Николай. — Толя, я тебе верю. — … она увидела это, отругала меня. Она так разозлилась! — Толя! Мальчик остановился, оторвал взгляд от пола и посмотрел на отца. — Я тебе верю, слышишь? — его холодные пальцы прикоснулись к щеке сына и смахнули слезу. — Я уверен, что это было очень обидно и даже страшно. Толя шмыгнул носом. — Я тебе верю, хорошо? Коля прижал мальчика к себе и глубоко вдохнул. — Хорошо? — Хорошо. — Мне тоже доставалось от неё в своё время. Но мы ведь её простим? — Простим, — согласился Толя. — Когда-нибудь, — добавил мужчина и посмотрел вслед удаляющейся женщине в серой блузке. В колином детстве в интернате все учителя так одевались, чтобы быть строже, чем они могли себе позволить. — Что хоть за игра? Покажешь? Толя потянулся к карману куртки и достал телефон, и Коля хмыкнул, пожал плечами. Он повертел в руке маленький прямоугольник с разбитым экраном и улыбнулся. Александра Савельевна, «Гром и молния», как звали её ребята в интернате, всё-таки всегда знала, что он будет хорошим отцом. И от этого вдруг всё стало как-то проще, легче, понятнее. Всё будто бы стало, наконец, существовать по-настоящему. Коля протянул телефон Толе и достал свой. — Там, значит, можно быть кем захочешь? Мальчик неуверенно кивнул. — Давай пока поиграем на моём, а потом, когда починим твой телефон, ты скачаешь игру себе. Идёт? Чувство вины резко сменилось восторгом. Толя спрятал телефон, радостно посмотрел на отца и, широко улыбнувшись, кивнул. Коля знал, что мальчик не расскажет, как это больно и обидно, когда тебя держат за ухо за проступок. Но ещё Коля знал, как часто даже взрослые не говорят то, что может расстроить другого человека. Особенно самого любимого. А нужно говорить. Потому что слова, сказанные вовремя, могут стать причиной невероятной поддержки. Поддержки, на которую мы все имеем право. — Надо говорить, Толь. Надо говорить тем, кто хочет тебя услышать. Я — хочу. Диана едва заметно тронула его за мизинец, и он в ответ провёл указательным пальцем по её ладони. Так было принято, они не выставляли свои отношения напоказ, но Коля всегда давал понять, что чувства Дианы — это не недоразумение.
*** Они стояли на школьном крыльце. Молча смотрели друг на друга. Люба считала про
Диана первая заметила его по так знакомой ей позе: понурые плечи, руки в карманах и бегающие глаза. Поза человека, который ещё боится, что его чувства — лишь досадное недоразумение. Она первая увидела, как Люба покраснела и попыталась отыскать за безосновательной радостью повод для гнева. И она вдруг предстала перед Дианой такой искренней, такой ранимой, такой настоящей. — Ты не виновата, — тихо сказала Диана то ли себе, то ли ей, то ли всем, кто когда-либо любил уже кем-то любимых. Гриша стоял в дверях школы и смотрел прямо на Любу. — Спасибо, — вдруг промолвила она, глядя в пол.
Александра Савельевна ухмыльнулась. — Это у вашего поколения стало нормальным плевать на все ценности ради мимолётной радости. Это у вас влюблённость стала важнее брака! Это всё вы! Она вперилась в Диану озлобленным взглядом и с отвращением поморщилась. — Мы просто позволяем себе быть счастливыми, — отозвалась девушка, и её голос был как всегда мягким, принудительно успокаивающим. — Тьфу ты! — Александра Савельевна повернулась к Коле, и её глаза сузились. — Я всегда знала, что ты будешь хорошим отцом, Коля Фирсов. Но человек из тебя вышел так себе. Она гордо развернулась и зашагала по коридору в сторону учительской, подальше от шума, подальше от жизни, которая продолжала двигаться к счастью, не спросив у неё разрешения. Она может быть тоже хотела быть счастливой! Но не позволила себе. И другим не позволит.
Коля присел на корточки и посмотрел на сына, виновато приподняв брови. — Достаётся тебе от неё? Толя шмыгнул носом и покачал головой. — Не особо. Она у нас не ведёт, но недавно она увидела, как я скачивал игру, про которую мне рассказал Савва, — затараторил он. — Там можно быть любым, кем захочешь! Это была перемена, и я искал её в плей-маркете, когда Александра Савельевна… — Ладно-ладно, — ободряюще хлопнул его по спине Николай. — Толя, я тебе верю. — … она увидела это, отругала меня. Она так разозлилась! — Толя! Мальчик остановился, оторвал взгляд от пола и посмотрел на отца. — Я тебе верю, слышишь? — его холодные пальцы прикоснулись к щеке сына и смахнули слезу. — Я уверен, что это было очень обидно и даже страшно. Толя шмыгнул носом. — Я тебе верю, хорошо? Коля прижал мальчика к себе и глубоко вдохнул. — Хорошо? — Хорошо. — Мне тоже доставалось от неё в своё время. Но мы ведь её простим? — Простим, — согласился Толя. — Когда-нибудь, — добавил мужчина и посмотрел вслед удаляющейся женщине в серой блузке. В колином детстве в интернате все учителя так одевались, чтобы быть строже, чем они могли себе позволить. — Что хоть за игра? Покажешь? Толя потянулся к карману куртки и достал телефон, и Коля хмыкнул, пожал плечами. Он повертел в руке маленький прямоугольник с разбитым экраном и улыбнулся. Александра Савельевна, «Гром и молния», как звали её ребята в интернате, всё-таки всегда знала, что он будет хорошим отцом. И от этого вдруг всё стало как-то проще, легче, понятнее. Всё будто бы стало, наконец, существовать по-настоящему. Коля протянул телефон Толе и достал свой. — Там, значит, можно быть кем захочешь? Мальчик неуверенно кивнул. — Давай пока поиграем на моём, а потом, когда починим твой телефон, ты скачаешь игру себе. Идёт? Чувство вины резко сменилось восторгом. Толя спрятал телефон, радостно посмотрел на отца и, широко улыбнувшись, кивнул. Коля знал, что мальчик не расскажет, как это больно и обидно, когда тебя держат за ухо за проступок. Но ещё Коля знал, как часто даже взрослые не говорят то, что может расстроить другого человека. Особенно самого любимого. А нужно говорить. Потому что слова, сказанные вовремя, могут стать причиной невероятной поддержки. Поддержки, на которую мы все имеем право. — Надо говорить, Толь. Надо говорить тем, кто хочет тебя услышать. Я — хочу. Диана едва заметно тронула его за мизинец, и он в ответ провёл указательным пальцем по её ладони. Так было принято, они не выставляли свои отношения напоказ, но Коля всегда давал понять, что чувства Дианы — это не недоразумение.
*** Они стояли на школьном крыльце. Молча смотрели друг на друга. Люба считала про