это у тебя?

Перехватываю внимательный взгляд Юльки и касаюсь пальцами собственных губ. Больно, но не смертельно.

— Порезался, когда брился.

Блять, щетина говорит об обратном… Даже не щетина уже. Почти борода. Ещё чуть-чуть и я смогу с легкостью играть Деда Мороза на детском утреннике, причем без грима.

Она не верит, складывает руки на груди, и мне становится не по себе, будто меня зажимают в тиски.

Вздыхаю и признаюсь, чувствуя себя, как на военном трибунале:

— Пил воду из разбитого стакана.

Ну не рассказывать же ей, что у меня вся посуда побитая, не считая единственного уцелевшего стакана с небольшим сколом, о котором я благополучно забыл.

Женщина подходит ближе, кладет руку мне на плечо и, понижая полный уверенности голос до шепота, доверительно произносит:

— Я не враг тебе. Если будет некомфортно, ты только скажи, хорошо?

Мне хочется скинуть ее руку и что-то грубо ответить, но я лишь киваю. Да я ей в ноги кланяться должен, за то, что она пригласила меня.

На том мы и расходимся. До вечера нужно замариновать мясо для гриля и подготовить место для костра. Готовку мне доверять никто не собирался, да и костер тоже не желательно, поэтому оставалось украсить дом и разнести вещи по комнатам.

Конечно, я же человек-праздник. Гирлянды, ёлка, яркие флажки — это мое все.

Юлька выделяет мне дальнюю спальню возле детской, как можно дальше от хозяйской. Возможно, совпадение, а возможно… у меня паранойя.

Часам к девяти, когда на всю улицу пахнет жареным на гриле мясом и морозом, я до сих пор в своей комнате возле окна, думаю, стоит ли мне спускаться вовсе. Не потому что я хочу построить из себя обиженную девочку или испортить им праздник, вовсе нет. Скорее я хочу спасти вечер. Серьезно, насильно веселиться себя не заставишь, но ради детей я должен хотя бы сделать вид, что не жалею о том, что приехал сюда.

Подойдя к зеркалу, я растягиваю губы в самой идиотской улыбке и держу их так, пока мышцы не начинает судорогой сводить. Говорят, помогает — в мозг поступает сигнал, что все хорошо. И действительно, спустя минуту мучений мне становится смешно. Я даже позволяю покривляться немного, отпустив в свой адрес пару дурацких комментариев.

В детстве мы с Владленом любили подшучивать друг над другом подобным образом типа «эй, красотка, классный бампер»… До тех пор, пока я не начал ловить себя на мысли, что «бампер» у брата действительно классный. И у меня на этот бампер очень даже стоит.

Улыбка становится зловещей, и я поспешно отворачиваюсь от зеркала. Возвращаю себя в нормальное состояние и спускаюсь вниз.

— А я уже хотела за тобой Макса послать, — Юлька вручает мне тарелку с хот-догом и парой кусочков курицы и овощей, и одаривает внимательным взглядом. Почему мне кажется, что она знает больше, чем знаю я?

Брат в мою сторону даже не смотрит, и я довольствуюсь его напряженным профилем — брови нахмурены, челюсти сжаты так, что, кажется, сейчас зубы раскрошатся.

Хочется ударить его и заорать: «может, хватит уже?! С того момента прошло более десяти лет!» Но я только улыбаюсь. Улыбаюсь снова и снова, пережевывая мясо и не чувствуя ни вкуса, ни запаха.

Макс что-то рассказывает про школу, учителей, одноклассников, а я ни слова не слышу.

Что ж за херня…

Боже, когда это кончится?

— Я сейчас! — оставляю тарелку на скамейке, а сам плетусь к дому. Хочется накинуть на голову капюшон, сунуть руки в карманы, сгорбить плечи — стать таким, каким меня видят каждый день незнакомые люди. Но здесь нельзя сдавать позиции. Эта бесконечная игра в нормальность только ради них.

Две таблетки — белая и красная. Запиваю водой из-под крана и вцепляюсь побелевшими пальцами в край раковины. Глаза закрыты, но мне кажется, будто кто-то вырезал мне веки. Свет слишком яркий, и мне хочется нащупать выключатель, но боюсь, я рухну на пол, если лишусь точки опоры.

Таблетки действуют почти сразу — отпускает мгновенно. Тягучая, как патока истома заполняет все тело. Движения замедляются, становятся контролируемыми, и я почти что чувствую, как покалывают кончики пальцев от удовольствия. По спине пробегают мурашки, и я улыбаюсь медленно и лениво, глядя на себя в зеркало. Так гораздо лучше. Так гораздо спокойнее. Такую улыбку не сотрет даже половая тряпка.

Спускаюсь вниз, не держась за перила — движения уверенные и степенные, так, как и положено.

Юлька, не отрываясь от разговора с мужем, бросает на меня беглый взгляд, и я замечаю ее беспокойство. Ничего страшного. Я, почти что, не ненавижу тебя. Ты не забирала у меня брата. Ты хорошая. Хорошая.

— И если Лисицыны смогли добиться через суд компенсации, то и мы сможем! — уверяет женщина, сжимая в руках чашку горячего шоколада.

Моя кружка с оленем стоит на грубо сбитом деревянном столе, в ней плавают маршмеллоу и порядком подтопленная битая карамель. Спасибо за заботу…

Хочу взять чашку, но промазываю и едва ли не разливаю всё. В последний момент успеваю схватить, и горячее какао обжигает пальцы. Бездумно улыбаюсь. От чего-то это кажется забавным.

— Зай, мы с тобой на услуги адвоката больше потратим, — Владлен потягивает ром со льдом из бокала и демонстративно обнимает жену за плечи.

Ранил.

— Я не хочу спускать это с рук. Может, нам стоит поговорить с Лисицыными? — Юля кладет голову ему на плечо и прикрывает глаза. Вижу в глазах брата вызов и торжествующую улыбку.

Убил.

Хочешь сделать мне больно? Давай, вот он я! Весь твой! Валяй. Мои таблетки хорошо подобраны, и вряд ли тебе преодолеть их влияние и вывести меня из себя.

Мы все молчим какое-то время, и лишь Софи лепечет что-то, возюкая ложкой по тарелке, сидя в своем детском кресле. Даже Макса уже срубил сон, а она все никак не угомонится.

— Кайя, что ты подаришь детям на Рождество? — Юлька не открывает глаза, уютно утыкаясь носом мужу в шею. Она улыбается и выглядит действительно беззаботной, но почему-то мне снова кажется, что за этой беззаботностью скрывается вызов.

— Я купил билеты на безлимит в парк развлечений. Макс давно хотел.

— О-о, да он будет в восторге! — хмыкает Влад, отпивая от своего бокала, а у меня едва ли дух не перехватывает. Впервые за столько лет у нас намечается нормальный разговор.

— И рюкзак